Равиль Бикбаев - Обмани смерть

А второй стоявший у двери судебный пристав выслушав сообщение по рации, сказал:

— Машина пришла, — и властно грубо потребовал, — руки!

Осужденного заковали в наручники и толкнули к распахнутой двери, глядя ему в сгорбленную спину, я сказал:

— Прощайте капитан Кольцов…

Иногда по ночам в тяжелом сне я слышу тихий плач, но плачет не пожизненно осужденный, это плачет Господь. Я просыпаюсь, но щеки и глаза мои сухи. И тогда я думаю о бессмыслице жизни и о скорой смерти, а ещё я вспоминаю, как рикошетом по мне ударило это дело. От меня отвернулись все. Эта история стала широко известна, и все знали, что это я выдал полиции своего товарища. Мстителя, как называли его одни, больного маньяка как его звали другие. Его почти не осуждали, судили меня: за предательство; за бездарно проведенную защиту на процессе. А уж когда стало известно, что выдав мне доверенность Андрей продал свой дом и пасеку, чтобы оплатить мои услуги адвоката, то негодованию наших общих знакомых не было предела. Я остался один, вокруг меня презрением как мелом был очерчен невидимый круг отчуждения. Клиентов больше не было, и это правильно, ну кто будет доверять адвокату, который предает полиции своих подзащитных. Я продал квартиру и уехал в другой город.

Через месяц после моего переезда, снайпер снова открыл огонь. Винтовка была другая, но почерк убийцы был тот же. Неожиданность. Неотвратимость. Беспощадность. Скрытность. Он стрелял, уверенный, что осталась только одна справедливость это пуля, и только она может поставить последнюю точку. Он стрелял уверенный, что он все предусмотрел, что он так и останется невидимым и безнаказанным. Замолчать эту серию было невозможно, и полиция поспешно озвучила версию: это новый маньяк. Над этой версией в интернете на местных форумах и в частных разговорах желчно иронизировали все кому не лень. Не раз упоминали и меня, как человека, который помог полиции упрятать за решетку невиновного, а потом трусливо бежавшего из родного города.

Впрочем, обо мне не забывали и другие… Снайпер успел ликвидировать еще трех человек. А потом меня задержали когда я вернулся в родной город закончить свои дела. Меня схватили прямо на улице. Ударом под ноги свалили на тротуарную грязь, и сразу двое оперов навалились и ловко одели наручники. Я не сопротивлялся и не возмущался. Комедия окончена. Хотя какая уж тут комедия, это трагедия, хотя и это не правильно, это итог. И я знал, что всё так и кончится. Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить.

— Я тебе никогда не верил, — заметил на беседе теперь уже подполковник Одинцов, — всегда знал, что ты способен на любую подлость.

Мы разговаривали в том же кабинете управления полиции, в нём так ничего и не изменилось. Все тот же стол, стулья, затхлый воздух. Ранее при предъявлении обвинения и последующем допросе я отказался от дачи показаний. Следователь повез в суд постановление об избрании в отношении меня меры пресечения: содержание под стражей. Так что это не протокольный разговор, и не осуществление процессуальных действий, это беседа и просто болтовня — пустая трата времени.

— Вопрос кто из нас подлец, — вяло и устало заметил я, — весьма спорный. Да и вообще… решающих доказательств у вас нет, одни домыслы. Фантазии так сказать. Я в ходе предварительного следствия помолчу, а потом в суде раскатаю обвинение как «бог черепаху». Тоже мне нашли маньяка. Где орудие преступления? Где свидетели? Что ты мне можешь предъявить? И вообще, почему ты решил, что это я? Глупо, глупо быть в плену одной идеи, — я тускло усмехнулся и невесело добавил, — можно сказать маниакальной идеи.

— Теперь меня подставить хочешь? — насмешливо поинтересовался подполковник, — выдать за полицейского маньяка?

— Да где уж, — покачал я головой, — хотя рассчитывал, что после начала второй серии тебя от руководства отделом отстранят.

— Тебе-то какая разница? — весело спросил подполковник, — ну убрали бы меня, ну и что?

— Сейчас, — чуть улыбнулся я, — ты остался единственным у кого тут хоть немного мозги варят, остальные, — я постучал указательным пальцем по деревянной поверхности стола, — вот такие «буратинки», да даже не «буратинки», а полено из которого новых «буратинок» будет вырезать ваш «папа Карло».

— Льстишь? — довольно заулыбался подполковник, а потом серьезно, — Вот это высокомерие тебя и погубило. Все дураки, ты один умный. Я всегда замечал, как ты свысока с нашими сотрудниками разговаривал. Иногда иронией прикрывался, а чаще всего почти и не скрывал своего полупрезрительного отношения к людям.