Александр Громов - Жара. Терпкое легкое вино.

Андрей открыл глаза и посмотрел на отца. И снова, как в первые минуты, когда женщины пустили его к нему, он вздрогнул: настолько явственно было присутствие смерти, будто та — живое существо и сейчас сидела здесь же, у постели, терпеливо ожидая своей части.

Андрей много видел покойников. Будучи мальчиком и юношей, помогал отцу отпевать, да и сама жизнь возле кладбища, казалось, должна была сделать смерть обыденным делом, но вот ведь только что, не так давно, отец разрезал пасхальный кулич и его мягкие, пухлые руки раздавали кусочки за семейным столом, а теперь почерневшие кости торчали из-под одеяла, на лице матовая плёнка с жутким зелёным оттенком, под бородой ясно ощущаются провалы, словно там уже нет щёк, рта, а бородой только прикрыли пустоту. Андрей, как загипнотизированный, не мог оторваться и всё впитывал, впитывал страшный образ, как вдруг веки отца дрогнули и он шевельнул рукой, словно хотел дотронуться до сына. «Он всё понимает и видит», — подумал Андрей, глядя на закрытые глаза отца, и, преодолевая страх, взял его руку в свою. Тот благодарно дрогнул пальцами.

— Почитай, — вдруг шевельнулись губы отца.

Это прозвучало так ясно, что Андрей снова и неожиданно радостно подумал: «Да он и впрямь всё соображает».

— Что почитать? — спросил он.

— …стырь, — донеслось уже не так чётко, но Андрей понял, поднялся, взял лежащую у изголовья книгу. «Видимо, Маша читала», — и раскрыл на заложенной странице.

Это был 104-й псалом. Андрей представил, как, прочитав предыдущие (он хорошо знал их, это были благодарственные псалмы, часто читавшиеся во время службы), Маша расплакалась и закрыла книгу.

— Славьте Господа … — голос его дрогнул, он снова ясно увидел плачущую Машу: как славить Господа у постели умирающего отца?! А каково ему?! Он посмотрел на отца и показалось, что тот слегка качнул головой, давая знак, чтобы Андрей продолжал.

— … призывайте имя Его; возвещайте в народах дела Его; воспойте Ему и пойте Ему; поведайте о всех чудесах Его …

Андрей вспомнил про слышанную в автобусе слезу Богородицы… «А ведь если это было на самом деле, то это явное чудо, но, если и показалось, люди вообще любят домысливать и складывать легенды, пусть это всего лишь легенда, пусть, но разве не чудо то, что я живу? Что вижу весь этот мир, что могу думать, рассуждать… о чуде… Господи, какой я дурак!»

— Хвалитесь именем Его святым; да веселится сердце ищущих Господа .

«Я искать Господа должен, тогда сердце моё будет весело и радостно». И тут же в подтверждение прозвучал следующий стих:

— Ищите Господа и силы Его, ищите лица Его всегда .

Андрей задохнулся от того, как точно стих совпал с его мыслью, прочитал его про себя ещё раз и снова посмотрел на отца. Лицо его было спокойно, безмятежно и бесстрастно. «Вот оно…» — только подумал он и тут же отмахнулся от мысли, чтобы не мешала: читать, читать…

— Воспоминайте чудеса Его, которые сотворил, знамения Его и суды уст Его, вы, семя Авраамово, рабы Его, сыны Иакова, избранные Его. Он Господь Бог наш: по всей земле суды Его .

Перед глазами предстала апокалиптическая Москва… «А разве только там… По всей земле суды Его», — он перечёл последнюю фразу на этот раз вслух.

А дальше шла история избранного народа, которому заповедал Господь Слово на тысячу родов… Андрей читал теперь уверенно и торжественно, словно каждое слово, читаемое им, разносится по всему миру. Он так и чувствовал, когда мальчиком помогал отцу и читал Псалтырь на вечерней службе. И теперь это чувство вернулось.

Раз только Андрей ещё перевёл дух, когда прочитал о судах Божиих:

— И призвал голод на землю; всякий стебель хлебный истребил .

«Всё же сказано, — подумал он, — чего мы ищем?»

И снова торжественно читал историю народа, а когда дошёл до места, когда Господь «дал им земли народов, и они наследовали труд иноплеменных, чтобы соблюдали уставы Его и хранили законы Его», — ему вдруг открылась вся огромная Россия, сначала словно с политической карты мира, которая висела у него над кроватью в детстве, а потом в мгновение ока показались весь необъятный простор и даль, и Андрей замер, потрясённый этой дарованной ширью и пределами.

— Аллилуйя!

Андрей посмотрел на отца.

Лицо его было по-прежнему спокойно, безмятежно и бесстрастно.

Андрей был прав — отец Василий всё понимал. Он переживал странное состояние: тело не мешало ему, оно ощущалось, скорее, как нечто уже не своё, но без которого никак не обойтись, если нужно было общаться с миром. Не любил, например, отец Василий телефона, а хочешь голос дочки услышать — так берёшь трубку, да ещё просишь при этом: «Давай, милая, давай, соединяй, пожалуйста». Так и с телом — его приходилось просить и натягивать на себя, как новые жмущие сапоги. Вот и сейчас отцу Василию пришлось вернуться в тело, чтобы утешить сына. Он так и понимал, что это он, бездвижный, поддерживает его. И всякий раз отец Василий решал: вернуться ему окончательно или нет? Вообще без тела было хорошо. Как только отец Василий забывал о нём, становилось легко и радостно. И он готов был лететь, парить, но страх, жуткий страх неизвестности всякий раз сковывал полёт. Что там?