Аллен Курцвейл - Часы зла

Но тут внимание мое переключилось на «БМВ» цвета слоновой кости. Машина подкатила к обочине, тонированное стекло опустилось.

— Эй, ты! Да ты, ты, придурок с записной книжкой! У тебя что, проблемы? Если нет, сейчас будут!

Угроза сопровождалась смачным плевком в мою сторону. Сообразив, что силы явно не равны, я нырнул в подъезд и помчался наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. У двери в квартиру споткнулся о мужские домашние тапочки шестнадцатого размера, которые моя жена выставляла в коридор с целью отпугнуть потенциальных грабителей или хулиганов.

Я повесил куртку и сумочку на вешалку и проверил почту. Счета по кредитной карточке, ежеквартальный выпуск «Системы Дьюи», [3] Библиотечная система классификации книг, изобретенная в 1876 году М. Дьюи. а также расписание занятий из «Бумажного дома», центра искусств, где Ник преподавала довольно странный, на мой взгляд, предмет, а именно — дизайн книжек-раскладушек. Там также было еще письмо от моего однокашника по библиотечному колледжу, типа, который мне никогда особенно не нравился. Писал он о том, что получил новую должность заведующего отделом каталогов в центральной библиотеке какого-то «совершенно шикарного» города в Нью-Джерси. К этому хвастливому заявлению была приложена вырезка из газеты с «картой убийств», графически подтверждавшей все опасения, терзавшие меня перед тем, как войти в дом. На карте оказался отмечен и мой район, Верхний Вест-Сайд, — целая куча точек обозначала места, где произошли самые жестокие преступления. На полях мой однокашник написал: «Вау! И ты живешь здесь??!!!»

Столь выразительная пунктуация почему-то разозлила меня куда больше, нежели насмешка, звучавшая в этой фразе. Черкнув ответ на обратной стороне каталожной карточки из моей коллекции, где был зарегистрирован роман под интригующим названием «Смерть в Субурбии» (а состоял ответ всего из одной фразы: «Вау! Ты прав!»), я присовокупил это оскорбительное письмо к груде других бумажек, валявшихся на ковре в прихожей. Разбрасывая этот мусор ногами, я проложил себе путь к мастерской Ник. И обнаружил ее склоненной над чертежным столом. Босые ноги обвивали ножки табуретки.

— Пардон, — предупреждающе произнесла она.

— Не понял?

По-прежнему не поднимая на меня глаз, она взмахом руки указала на груду бумаг, тюбиков и баночек с краской, кисточки для клея и картой.

Я немного убрал звук плеера, и голос Эдит Пиаф теперь доносился издалека.

— Для кого проект? — осведомился я.

— Для медклуба, — без всякого энтузиазма ответила она.

— А это тебе зачем? — И я указал на снимки, приколотые над столом. Закаты на фоне пальм, песчаные пляжи, парочка, застывшая в страстном объятии.

Ник протянула руку и взяла со стола затейливую книжку-раскладушку с обложкой в виде пальмы, распахивающей веер из листьев, как только эту книжку открывали.

— Ну а парочка? — спросил я.

Тут она развернулась и уставилась на меня.

— А как ты думаешь, Зандер, чем займутся дальше любовники, если я оставлю их вот так, вместе, а?

Я проигнорировал ее скрытый укор. В животе у меня забурчало. Пока добрался до дома, проголодался как черт.

— Хочешь, заглянем в малазийский ресторанчик, что недавно открылся на Бродвее?

— Pas ce soir, [4] Только не сегодня вечером (фр.). — ответила Ник, вернувшись к работе. — Заявляю тебе со всей определенностью.

— Ну, тогда давай закажем что-нибудь по телефону.

— Но у нас ни гроша.

— «Ни гроша». Это, пожалуй, слишком сильно сказано, Ник… У меня еще остались купоны на тех пташек на вертеле, которые тебе так нравятся.

— Нет, мне надо работать.

— Ладно, как хочешь. Может, тогда взглянешь на это, а? — И я выудил из кармана требование Джессона. — Видала когда-нибудь такой почерк? — Но не успел я закончить фразу, как Ник протянула руку и включила мой плеер на полную мощность, что и положило конец нашей беседе.

Я удалился на кухню и соорудил себе миску овсяных хлопьев быстрого приготовления. Стоило взглянуть на раковину, как во мне поднялась новая волна раздражения: там высилась целая гора немытой посуды. Комочки еды прилипли к тарелкам и засохли, теперь черта с два их удастся отодрать, поскольку тарелки пластиковые. Но что меня по-настоящему достало, так это холодильник.

Мы с Ник не раз толковали о распределении домашних обязанностей, и одно время мне казалось, что достигли здесь согласия. Верхняя полка холодильника предназначалась для высоких предметов, в то время как более мелкие с успехом могли разместиться внизу и в дверце. Так для чего она с такой агрессией и настойчивостью запихивала наверх низкое горизонтальное блюдо с яблоками и персиками, отчего здесь уже не оставалось свободного места?.. Нет, что правда, то правда, при этом Ник удалось создать композицию, достойную кисти Сезанна, но она полностью презрела наш уговор, что фрукты должны храниться внизу, в специальном отделении, в таком белом пластиковом ящичке, на котором черным по белому было написано: «ФРУКТЫ».