Татьяна Шипошина - Звёзды, души и облака

— Что? — Шурочка от неожиданности чуть не выронила трубку. — Ни на чём я не сижу!

— Не сидишь? Ты не наркоманка?

— Нет!

На том конце провода послышалось сопение, потом всхлипывание, и женский голос произнёс сквозь слёзы:

— Ты, может, не знаешь, а он из дома ушёл… почти год назад отец его выгнал… Он сначала марихуану курил, потом таблетки, потом героин нюхал. И он торговал… На дискотеках, и в каком-то клубе ночном… тоже торговал. Потом он колоться стал. Понимаешь ты, или нет! Он наркоман, на игле сидит!.. И отец его из дома выгнал. Так ты не наркоманка? Правда?

— Правда. Я студентка, только не из его института.

— Какого института? Разве он ещё учится? Его же выгнали в прошлом году. Он в прошлом году летнюю сессию не сдал, и его выгнали. Ты что, не знаешь?

— Нет. Он говорил, что на втором курсе. Это Арсик поступил со второго раза, а Юрка — с первого.

— Так и было. Да толку-то… Так ты точно, не наркоманка?

— Нет.

— Не знаю, что и сказать тебе. А номер наш — откуда ты знаешь?

— Арсений дал.

— А… Он и его втянул. Арсений тоже колется.

— Нет. — Шурочка задержала дыхание. — Нет, не может быть…

— Может, девочка, всё может быть. Ты на руки его посмотри.

— Посмотрю. Я поняла! Я всё поняла!

— Как тебя зовут? — спросила мать Юры.

— Шурочка. А вас?

— Наталья Леонидовна. Будем знакомы. — И Наталья Леонидовна всхлипнула снова. — Не так я думала… Не так я думала с Юркиной девушкой знакомиться… Внуков думала понянчить… Ведь один он у нас, один… Мы на него такие надежды возлагали. Молились, как на свет в окошке. И вот как он нам отплатил… А отец у нас — кремень! Не хочет его видеть! Говорит — нет у меня больше сына!

Шурочка повесила трубку. У неё больше не было сил выслушивать причитания этой женщины.

И когда она повесила трубку, и осталась одна…

«Да… — начала Шурочка свои невесёлые размышления. — Вот оно, дело-то в чём… Вот они — деньги, вот они — подарки, вот они — отлучки. Вот она — анаша, вот они — заказы. Вот оно, странное Юркино поведение. Кстати, и Арсик. Арсик, наверное, тоже… А Настя? Настя тоже ничего не знает, или знает?»

И вдруг ей показалось, что Настя знает.

«Неужели… и Настя тоже?» — подумала Шурочка.

Шурочка и не заметила, как взяла из коробочки папиросу и начала курить её просто, как обычную.

«Боже, ну, я и дура! — продолжала думать Шурочка. — А руки? Что, я его рук не видела? Получается, что так. Юрка всегда весь свет гасит, когда мы вместе. Точно, гасит. А если днем — то он рубаху не снимает. Точно, не снимает».

Папироса была докурена до вонючей бумаги. Весёлости не было.

А что было-то? Шурочка не знала этому названия… Но, определённо, что-то было.

Шурочка прошлась по своей комнате, зачем-то поправила покрывало на своей широкой, много повидавшей на своём веку кровати.

Потом она, почти автоматически, открыла нижний ящик комода. Икона давно уже переместилась на своё старое место, в этот пустой нижний ящик. Ещё до прихода Юрки она туда переместилась. Арсик, один раз, хотел её вообще выбросить.

— А чего она смотрит? — сказал тогда Арсик. — Пусть себе отправляется вон!

Но Шурочка тогда забрала икону из рук Арсика.

— Да ладно тебе! — сказала тогда Шурочка. — Не ты её ставил, не тебе её и выбрасывать.

И Шурочка положила икону снова в нижний ящик комода. А то и правда, смотрела она. Смотрела, смотрела.

Теперь же Шурочка села на пол перед нижним ящиком комода и взяла икону в руки. Женщина, по-прежнему, смотрела. Смотрела строго, но не злобно. Ребёнок тоже смотрел, но Шурочка не могла понять выражения его лица.

— Видишь, как всё получается… — сказала иконе Шурочка. — Наркоман, да ещё и торгует. А я — кто? Я наркоманка? Нет. Захочу, и больше этой анаши — в рот не возьму! И с Юркой я поговорю! Он же нормальный парень. Неужели не захочет бросить? Конечно, бросит… Бросит! А может мать его привирает чуток? От обиды?

Икона молчала. Легче на душе Шурочке не становилось. Несмотря на выкуренную папиросу, Шурочкой снова овладевали тоска и злость.

Они как бы ещё не выходили наружу. Нет, пока нет. Тоска лежала в душе тёмным облаком, неким мраком. А злость располагалась в глубине, похожая на спящую тигрицу. Её так и было видно, как тигрицу сквозь джунгли.

Казалось, ещё немного и она проснётся, и вырвется наружу, и разорвёт, искусает всех, кто встанет на её пути.

Разорвёт, искусает. Убьёт.

Шурочка положила икону на место, в нижний ящик комода. Потом с силой захлопнула ящик, поднялась, и даже пристукнула по ящику ногой.