Марио Льоса: Литума в Андах

– А вы остались, чтобы, уходя, погасить за собой свет в поселке? – обратился он к ним шутливо. – Вы охранники?

– Я механик, а он бурильщик, – ответил ему старший, низенький мужичок с несоразмерно большим лицом, изрезанным глубокими, как шрамы, морщинами. – Мы уходим завтра, будем искать работу в Уанкайо. А сегодня прощаемся с Наккосом.

– Когда здесь еще была нормальная жизнь, поселок казался красивым, как картинка, – сказал Литума. – А теперь, когда он опустел, завален камнями, когда от многих бараков остались одни развалины, вид у него довольно мрачный, – попытался продолжить беседу капрал. Но в этот момент второй пеон, помоложе, в сером свитере, из-под которого выглядывала темно-синяя рубашка, засмеялся и что-то сказал. Он наблюдал за своим приятелем, танцевавшим с доньей Адрианой: тот был чем-то недоволен и затевал ссору.

– Какого черта ты от меня отодвигаешься? – протестовал он гнусавым голосом и пытался покрепче прижать к себе женщину. – Хочешь сказать, это тебе не нравится? Что с тобой, старушка?

Он был среднего роста, с сильно выдающимся носом и глубоко посаженными бегающими глазками. От алкоголя и возбуждения они горели как угли. На нем был выцветший комбинезон, сверху альпаковый свитер – такие свитера делают индейцы-общинники, а потом спускаются с гор и продают их на ярмарках, – а сверху еще тесный пиджак. Вся эта упаковка сковывала его движения.

– Успокойся и убери руки, иначе не буду танцевать. – Донья Адриана говорила без всякой злобы, слегка отодвинувшись от пеона и поглядывая искоса на Литуму. – Одно дело танцевать и совсем другое – то, что ты хочешь, сукин сын.

Она засмеялась, пеоны, пившие пиво, тоже засмеялись. Хрипло засмеялся за стойкой Дионисио. Но пеон, танцевавший с доньей Адрианой, и не думал смеяться. Он стоял, покачиваясь, обратив перекошенное злобой лицо в сторону трактирщика:

– Эй, Дионисио! – Литума увидел на его скривившихся губах зеленоватую пену – наверно, он недавно жевал коку. – Эй, скажи ей, пусть танцует со мной! Почему она не хочет танцевать?

– Она-то как раз хочет танцевать, а вот ты хочешь не танцевать, а лапать ее. – Дионисио снова засмеялся и изобразил медведя. – А это вроде бы не одно и то же, а? Как ты думаешь?

Донья Адриана уже вернулась на свое обычное место около мужа. Облокотясь о стойку и подперев подбородок рукой, она со спокойной холодной полуулыбкой следила за разговором, будто он ее вовсе не касался.

Мужчина вдруг резко прекратил спор, похоже, его пыл уже угас. Спотыкаясь на каждом шагу, он побрел к приятелям, те поспешили подхватить его под руки, чтобы он не грохнулся на пол. Ему протянули бутылку с пивом, он пил его большими глотками. Но глаза его, заметил Литума, по-прежнему горели как угли. А кадык бегал вверх-вниз, словно зверек в клетке. Литума вернулся к стойке и тоже облокотился о нее, став напротив Дионисио и его жены. «Я уже пьян», – пронеслось в голове. Но опьянение было без радости, без душевного подъема, совсем не похожее на то, что он испытывал в Пьюре, сидя со своими братьями-непобедимыми в баре Чунги. Теперь он был уверен, что это она, Мече. «Она, ясно, она». Та самая девчонка, которую прибрал к рукам Хосефино и которую он отдал под залог, чтобы получить деньги на игру в кости, и она потом исчезла – никто больше ее не видел. Сколько же воды утекло с тех пор, мать честная! Он так ушел в воспоминания, что не заметил, как пеон, пытавшийся потискать донью Адриану, подошел к стойке и теперь стоял в позе боксера, злобно глядя на Дионисио.

– А почему я не могу пощупать ее, почему только танцевать? – Пеон бухнул кулаком по стойке. – Почему? Объясни-ка мне, Дионисио!

– Потому что здесь находится представитель власти, – Дионисио указал на Литуму, а в присутствии представителя власти надо вести себя подобающим образом.

Он вроде бы шутил, но Литума заметил, что за его словами, как всегда, крылись насмешка и подзуживание. Трактирщик с еле уловимым злорадством переводил взгляд с пьяного пеона на капрала.

– Какая еще власть, пошел ты на хрен! – заорал пьяный, не удостоив Литуму взглядом. – Здесь мы все равны. А если кто хочет повыпендриваться, мне на него наплевать! Не ты, что ли, говорил, что вино всех равняет? Так что лучше заткнись.

Дионисио посмотрел на Литуму, как бы желая сказать: «Ну и как вы теперь поступите? Дело-то касается больше вас, чем меня». Донья Адриана тоже ожидала, что он скажет, и другие пеоны, он чувствовал спиной, выжидательно уставились на него.