Годышев прямо-таки физически не мог теперь рядом с ней находиться. Она его попросту пугала.
Когда поздно вечером пьяный вдрабадан Годышев вернулся домой, она молча помогла ему раздеться и уложила в постель. Ни единого слова упрека из ее уст не прозвучало, что было совершенно невероятно. В обычной ситуации скандал был бы неминуем.
На Годышева это произвело тяжелейшее впечатление. Лучше бы она на него со скалкой как всегда набросилась! А так...
Как будто он ее терял. Как будто они прямо на глазах чужими людьми становились. Даже хуже того! Как будто она вдруг стала лучше, умнее, мудрее, а он так и остался обычным жалким пьяницей.
Проснувшись наутро с чудовищной головной болью, Годышев некоторое время неподвижно лежал, бездумно уставившись в потолок и пытаясь сосредоточиться. В голове и в душе у него была пустота. Вакуум. Казалось, что и душа тоже болела. Точнее, ныла.
Самое ужасное было то, что он все прекрасно помнил. И чувствовал себя так же мерзко и опустошенно, как и накануне. Только теперь на это мерзкое состояние накладывалась еще и чудовищная головная боль.
— Ну, что? — первым делом поприветствовал он входящую в комнату жену.
— Ничего пока, — спокойно пожала плечами та. — Может, это вообще шутка.
Но Годышев почему-то был уверен, что это не шутка. Знал. Чувствовал. Сердце подсказывало. Нет! Никакая это не шутка. Лицо того мужчины постоянно стояло теперь у Годышева перед глазами и, казалось, глумливо подмигивало.
Ну что, мол, Иван Данилович?.. Кого выберем?..
Опять, что ль, напиться?.. — тоскливо подумал он. Так, чтоб всю неделю не просыхать.
Он украдкой взглянул на жену. Та, как ни в чем не бывало, рылась в шкафу и, кажется, даже что-то негромко напевала.
Ну, и ну! — в недоумении покачал головой Годышев. — Чудеса, да и только! Мы же с ней только вчера собачились. Да что это с ней такое?! Подменили ее, что ли!
Жены своей Годышев теперь откровенно побаивался. Он явно, отчетливо чувствовал ее моральное превосходство, и это его злило. Бесило! В этой непростой, немыслимой ситуации она повела себя достойно, проявила вдруг себя с некой новой, совершенно неожиданной стороны, в то время как сам Годышев фактически сломался и превратился в какую-то безвольную тряпку. И сознавать это было нестерпимо.
Годышеву вдруг вспомнилось поразившее его в свое время высказывание какой-то другой женщины, кажется, возлюбленной адмирала Колчака, пошедшей потом за ним в тюрьму.
«Есть люди, которые, как струна, звучат, только будучи туго натянутыми».
Н-да... Похоже, жена его оказалась как раз из этой породы. В то время, как сам он... Н-да... Да пошло оно все!! Нажраться опять, что ли??!!
* * *
Днем жене Годышева вдруг неожиданно стало плохо. Она почувствовала озноб, недомогание, слабость и к вечеру уже слегла. Лежала в постели и не вставала.
Вызванный на следующий день врач неопределенно пожал плечами, пробормотал что-то насчет гриппа и ушел, прописав какие-то обычные в таких случаях и ничего не значащие лекарства.
Но Годышев чувствовал уже, что все не так просто. Никакой это не грипп. Происходило что-то страшное. Проклятие начинало сбываться, только каким-то странным и непонятным образом. Дети бегали себе и резвились, как ни в чем ни бывало, между тем как жена его все слабела и слабела, просто таяла на глазах.
Она постоянно лежала, закрыв глаза, и как-то странно улыбалась. Каким-то своим мыслям, одной только ей известным. Годышев даже не решался спросить, каким именно. Ему самому было так плохо, как не было, наверное, еще никогда в жизни. Даже тогда, в горах, когда он попал в лавину и был уверен, что погибнет.
* * *
Так прошло четыре дня.
Наконец, в пятницу, уже ближе к вечеру, раздался звонок в дверь. Постаревший за эти дни, наверное, лет на десять Годышев побежал открывать, уверенный, что это доктор.
Однако это был никакой не доктор. В дверях, насмешливо улыбаясь, стоял мужчина. Тот самый. Из булочной.
Пока Годышев, потеряв дар речи, в полном ошеломлении на него смотрел, он, ничего не говоря, легонько отстранил Годышева рукой и спокойно и уверенно направился вглубь квартиры, прямо в комнату жены. Годышев, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенная на песок рыба, молча следовал за ним. Он, кажется, даже дверь забыл закрыть.
Мужчина тем временем вошел в комнату к жене Годышева, по-хозяйски придвинул к себе стул, небрежно на нем развалился и, заложив ногу на ногу, неторопливо закурил. Годышев столбом стоял рядом, держа руки по швам. Он все еще находился в каком-то ступоре, настолько быстро и неожиданно все произошло.
Читать дальше