Татьяна Алексина - Террор на пороге

— Прости, мамочка, но в сравнениях с Шаляпиным и Сахаровым ты, мне кажется, перехватила, — вынужден был, страдальчески заикаясь, вмешаться я.

— Что действительно грозит твоему старту, так это нелепая недооценка себя самого! — в пылу отпарировала мама. — Все вокруг бурно себя переоценивают — и ты на их фоне…

Унижающий меня фон беспокоил, выводил из терпения мою терпеливую маму.

А у «нового русского» папы вырабатывались все новые незнакомые нам с мамой привычки… Он не вникал в спорившие с ним аргументы и точки зрения. Не возражал, но и не соглашался. Давал понять, что по всем спорным проблемам имеет свое неколебимое мнение — и не намеревается его пересматривать.

Когда я напомнил, что мы с Ниной еще в пятом классе договорились пожениться сразу после университета, отец хмуро произнес:

— Сначала обеспечьте моих внуков наследством, а уж апосля…

«Апосля» тоже отсутствовало в прежнем папином лексиконе. Кроме того, получалось, что в противовес мне, который не должен был рассчитывать на родительское наследство, внукам отцовским ждать от меня непредсказуемого наследства предстояло… задолго до появления их на свет. Отец желал отложить наше с Ниной бракосочетание на столь же непредсказуемый срок.

«Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!..» Но если эпоха не зависящих от нас перемен жестко и бесцеремонно вламывается в личную жизнь, тогда трижды «не дай Бог!»

«А мы с Ниной своеволиям тех перемен не поддадимся!»

Обнадеженный такой самоуверенной мыслью, я — вместе с родителями и Ниной — отправился на выпускной бал. У моего не по горло, а по макушку загруженного отца на это время нашлось. Я как-то незаметно для самого себя стал называть папу отцом… Это звучало сдержаннее и строже.

До того как эпоха перемен вторглась в наш дом, отец обращал мое внимание на трудолюбие и собранность Нины, исходя из тех же воспитательных целей. Мне это не помогло: она получила особый диплом, а я официально ничего особого, кроме Нины, не получил. Мама утешалась воспоминаниями о Сахарове и Шаляпине, а я был счастлив за Нину — и в утешениях не нуждался.

Однако на выпускной бал мы явились, когда «переменные» времена, издавна пугавшие Восток, начали попугивать и меня. В частности, не понравился мне в тот вечер отцовский, уже не воспитательный, а злорадно насмешливый тон. Подобным тоном он разговаривал со своими соперниками по бизнесу, в поражении коих не сомневался. Но я-то его соперником не был…

— Конец, как говорится, делу венец. Конец университетских учений настал, но венца у тебя я что-то не замечаю. Он, долгожданный, достался Нине!

Ее, переставшую быть студенткой, поздравляли осмелевшие профессора и доценты. Словно благодаря за то, что дозволяла всматриваться в себя на лекциях; дольше, чем всем другим, задавать на экзаменах необязательные вопросы и бесцельно, но продолжительно обсуждать международные события в коридорах… Ну, а на балу почти все они ждали от нее первого танца. Вчерашние сокурсники сквозь преподавательский заслон пробиваться робели.

Я со страхом не понимал, почему Нина собирается за меня замуж. Она, и правда, была победительно завлекающей… И это внешне принадлежало всему залу. Я лицезрел ее — рискованный для меня! — успех. И вечер балом быть постепенно переставал.

Особым у Нины, увы, был не только диплом, но и все остальное: походка, за которой хотелось устремиться вослед, и голос, с которым всякий раз нелегко было расставаться (вне зависимости от того, что он произносил!). Более чем особой, магически притягательной, к несчастью, была и ее фигура.

Я отчаянней, чем всегда, мечтал сокрыть Нинины стати от окружающих. Но, как правило, мы мечтаем о невозможном… Заметив мои терзания, Нина принялась отмахиваться от возбужденных поклонников.

Первый танец бывает только один — и она, я чувствовал, хотела бы принародно одарить им меня. Но разумно сдержалась, потому что танцевал я старомодно и примитивно.

И тогда от имени нашей семьи ее пригласил отец. Он тоже выглядел хоть куда: во фраке с красной бабочкой и треугольничком батистового платка, с достоинством обнаруживавшим себя в боковом кармане. Потребности в маминых рекомендациях уже не было…

Зная, что отец «мастер на все руки», я стал пристально следить за его руками. Одна из них завладела Нининой талией так удовлетворенно и по-хозяйски, будто чьими-то выгодно приобретенными акциями. А пальцы другой руки столь цепко расположились между пальцами Нины, точно захватили их в вечную собственность. Даже отцовские телодвижения принялись настойчиво ассоциироваться с движениями бизнесменскими. Он вцепился в Нину и взглядом, каким взирают на объект, который замыслили у прежнего владельца отнять. Тем владельцем был я…