Анастасия Алексина - Тихая правда

© Анастасия Алексина, 2018

ISBN 978-5-4490-4443-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Он лежал на белых простынях больничной кровати весь бледный, и осунувшийся, и… такой старый. Было чувство, что жизнь неустанно вытекает из его тела, вот-вот готовая иссякнуть совсем. Он так постарел, что казалось прожил все 30 с лишним лет за последнюю неделю.

– Привет, деда… – сердце ее сжалось, а голос дрогнул. Она обещала, что будет сильной, что будет держаться, постарается хоть как-то облегчить его страдания, но видя это беспомощное, изнутри разлагающееся тело, ее внутренняя стена дрогнула и она сломалась. Слезы выступили на глаза. Дедушка же лишь тихо ей улыбнулся.

Она знала, что его болезненная, вымученная улыбка – лишь попытка утешить ее изодранное сердце. Она видела, как он отчаянно хочет казаться спокойным и безмятежным. Но оба они все прекрасно понимали – он умирал, и никто уже не могло этого исправить.

– Деда, я тут принесла кое-что для тебя… – он повернул на нее свои воспаленные красные глаза, и в этом взгляде читались безмерная благодарность и вселенская печаль.

– Вну-ченька… – тихим шепотом выговорил он, хотев был приподняться, но сморщившись от боли, прикрыл глаза и лег обратно. – спасибо…

***

Было уже темно, девушка сидела у изголовья и гладила своего деда по жалким остаткам блеклых волос. Он спал беспокойно, все время что-то бормотал, дергал рукой, голова его металась из стороны в сторону, а глаза вращались под покровом тонких серых век.

Она знала, что все его тело пронизывает жгучая боль и он мечется в пред смертной агонии. Ей хотелось ему помочь, избавить от всех этих страданий, но она была бессильна, и осознание этого приводило ее в ярость. Внучка его плакала, кусая уже и без того кровавые костяшки пальцев. Плакала над умирающим, и все, что могла, – это гладить своего деда по голове, говоря, что все будет хорошо. Хотя говорила она это скорее себе самой, дабы отсрочить принятие неизбежного.

Среди ночи пришла медсестра и поставила еще одну капельницу обезболивающего. Оно давно уже старику не помогало, но эту штуку продолжали ему ставить, дабы создать видимость оказываемой помощи. Медсестра, закончив свою работу, похлопала девушку по плечу:

– Уже скоро.

Эти слова, произнесенные в больничной палате, прозвучали как приговор.

***

Она просидела так еще часа 2, на какое-то мгновение даже уснула. Разбудили ее неясные звуки и пронизывающий тело холод. Приподнявшись немного, она увидела в дверях темный силуэт:

«Смерть… Она пришла за ним…»

Это было последнее, что мелькнуло у нее в голове…

***

Резко сев на кровати, в холодном поту, с яростно бьющимся сердцем, девочка пыталась отдышаться и понять, где находится и что с ней происходит. Ее комната, вот ее стол и шкаф, на стене висят ее фотографии – она у себя дома. С кухни доносятся приглушенные звуки телевизора и запах свежесваренного кофе.

Она, аккуратно откинув одеяло, выбралась из постели и побежала на кухню.

У плиты стоял ее дедушка, перемешивая что-то в сковородке и напевая себе под нос знакомую мелодию.

«Дедушка…» – с радостно замершим сердцем она бросилась к нему на шею. – «Деда… ты здесь.»

Слезы покатились по ее щекам, но то были не слезы горя, а слезы неосознанного счастья.

Вся комната сияла в лучах восходящего солнца. На столе уже стояла пара чашек и тарелки, а по телевизору крутили очередную передачу. Все тот же мир, безмятежный и радостный.

«Это был сон, всего лишь плохой сон…»

Шанс все исправить…

Второй шанс…

Он был дан ей.

Он сидел на бордюре в полном одиночестве и медленно выкуривал сигарету. Одну за другой. Медленно… слишком медленно. Дым кольцами уходил в небо, туда, где на черном фоне мерцали сотни огоньком, притягивая к себе своей недоступностью. Он сидел, смотря на них, и все никак не мог понять, что же все-таки творилось в его душе. Полный бардак, хаос. Он пытался собрать все свои чувства воедино, придумать какую-то систему, чтобы суметь расположить их в нужном порядке.

Он пытался это сделать… пытался… и не мог…

Он боролся с собой, с тем внутренним я, что, как червь, проник в его существо и, шевелясь и извиваясь, терзал душу, поднимал нарушу все самое страшное и опасное, что только могло быть.

Руки дрожали, сознание мутнело, пачка уже подходило к концу…

Ему вдруг начало казаться, что он вовсе не здесь, не под звездным небом, сидит на каменном выступе, пытаясь совладать с собой, нет, вовсе нет. Он сейчас где-то далеко, и все, что было – осталось сзади, а впереди – все другое, все не такое, какое было раньше, не такое…