Элиа Казан - Сделка

И первое, что сделал, — убедил Флоренс в том, что мои намерения действительны и настоящи. Самый быстрый путь убеждения, моментально рассчитанный, заключался в принятии ее предложения о докторе Лейбмане. Я два раза переговорил с ним.

Наверно, испытательный тест прошел успешно, потому что тот порекомендовал меня моей жене. По его оценке, я был полон самого искреннего желания попытаться стать примерным мужем и честным человеком.

О чем он не догадывался, и то, что я выяснил лишь спустя одиннадцать месяцев, было в действительности то самое «слишком долгое вращение». Или, как говорят турки, «слишком много было рассказано». Но я старался, как мог. Оставалось одиннадцать месяцев до аварии. Эти месяцы я лез вон из кожи.

Наступило время Крепости. Мы с Флоренс строили ее вместе. Или, вернее, она уже возвела стены и пригласила меня вовнутрь, а закончили мы ее вдвоем. Мы жили в ней одиннадцать месяцев. Флоренс заставила меня согласиться с существованием Крепости, даже найти в ней привлекательные черты. По-своему Крепость наша была совершенным произведением.

Флоренс заложила первый кирпичик в ее основание тем самым вечером. Обработка руками наемника Чета Колье была профессиональным делом: она изменила мою внешность. Я не то чтобы подурнел, я стал по-иному выглядеть. Особенно это касалось глаз. Они сжались, выглядывая из припухлостей, как выглядывает зверушка из глубокой пещеры. В них читались опаска и забитость.

Флоренс среагировала на мои глаза. Она окружила меня такой заботой, что я впервые в жизни понял ценность обладания своим домом. Мне уже было 44, и, разумеется, вы можете предположить, что мне и должен был когда-нибудь понравиться мой дом. О родительском доме я думал лишь в одном аспекте — как бы из него улизнуть. После первого года совместной жизни с Флоренс я начал рассуждать о домах, в которых жил с ней, примерно в таком же духе. Каждое утро я сбегал из дома.

Но с того дня Флоренс сделала так, что я просто наслаждался жизнью, чего раньше терпеть не мог. «Не заслуживаю этого», — говорил я. «Дело не в чьих-либо заслугах, — отвечала она. — У нас был смехотворный шанс, дорогой, и мне просто приятно, что ты вернулся и что ты невредим; мы могли потерять тебя».

Несколько дней спустя, когда прежнее состояние вновь начало посещать меня, она объяснила, что из себя, по ее мнению, должна представлять Крепость:

— Дорогой, мы действительно тронулись в путь, имея в виду нечто другое. Мы думали, что работа в агентстве будет средством к чему-то еще. Вместо этого оно обернулось самоцелью, не так ли?

Я вздохнул.

— И мы разочаровались, правда? Да, так оно и есть. От этого никуда не уйти. Я помню тот день, когда тебя избрали поэтом курса, после четырех лет, в течение которых никто, кроме меня, вообще не имел понятия, что ты существуешь. Я помню, как ты стоял в зале перед всем колледжем и читал свои стихи. Я не слышала слов, потому что во все глаза смотрела на твое лицо, озаренное Богом. В тот день для тебя не было невозможного. А сейчас — как чья-то неудачная шутка, как фарс. Использовать такой талант и такую подготовку, как у тебя, на рекламу сигарет?! Понимаю, тебе больно слушать. Но именно сейчас, первый и последний раз, скажу тебе всю правду!

Я, полагаю, весь съежился в ожидании удара, потому что она рассмеялась и поцеловала меня.

— Дорогой, — сказала она, — это не так уж страшно. Но сначала вопрос. Разве жизнь может быть другой? А, Эв? Скажи!

— Может, наверно.

— Никто из людей никогда не воплощает задуманное в жизнь. Или кто-то все-таки сумел?

— Никто, наверно.

— Если ты не доволен всем каждый день, то со мной все в порядке. Ну, если, конечно, ты не винишь во всем меня одну. Не делай козла отпущения…

— И не думал.

— Все это так, но ты иногда забываешь, кто я, детка. Я именно та девчонка, которая думала, что ты личность, когда ты сам думал, что ты — ноль. Помнишь, как ты, бывало, шагал по кампусу из Зэта на почту и не поднимал голову, как ты перебегал на другую сторону улицы, чтобы избежать тех многих, кто не приветствовал тебя? Я та девчонка, которая подняла твою голову и заставила тебя смотреть на людей — помнишь, кто я? Я та самая, кто сказал тебе, что не важно, как завязан галстук, и что ты — иностранец, или не знаю, кем ты себя тогда представлял, это не имело значения, и даже твои прыщики, исчезнувшие, все-все не важно. А, детка? И все из того, что твой отец думал о тебе: чем ты занимаешься и чем ты не занимаешься, тоже не имело значения, потому что если ты хочешь рассердиться на кого-нибудь — то рассердись! Но не делай из меня куклы наподобие экранных жен! Если бы не ты, меня бы здесь не было! Я и в мыслях не имела это шикарное ранчо испанского ренессанса, где мы живем; мне не нужны три машины, я могу обойтись и без бассейна. Я здесь, детка, потому что здесь ты!