Элиа Казан - Сделка

— Попробуйте обнаружить хоть одно предложение в статье, — заявил он, — которое удивит редактора.

Я встал.

— Гвен, пойдем! — сказал я.

Она не пошевелилась. Затем отозвалась:

— Я, наверно, останусь здесь.

Затем повернулась к хозяину и спросила:

— Можно?

— Добро пожаловать! — улыбнулся тот.

— Гвен! — повторил я. — Мы уходим.

— Ты слышал, что она сказала? — произнес Колье. — Она остается.

— Она пришла со мной и уйдет со мной! — бросил я ему. — Гвен!

Колье расхохотался.

— Послушай, Ясные Глаза! — сказал он. — Ты когда-нибудь слышал о правах гражданина? О тех самых, о которых ты все время так рьяно печешься? Спроси леди, чего она хочет!

Гвен встала и подошла ко мне.

— Иди, Эдди, — произнесла она. — Я останусь.

Я резко развернулся и зашагал к выходу, хватая по пути плащ, кепку. Пройдя полпути и надев их, я рассвирепел. Скинув плащ и кепку, я вернулся, вбежал в дом и набросился на Колье.

Тот не поверил своим глазам. Затем, будто неимоверная тяжесть свалилась с его плеч, облегченно и даже радостно выдохнул — как я помню этот выдох! — в нем была благодарность, благодарение Господу! И пошел обрабатывать материал — меня.

Я невысок, но в колледже занимался боксом. Если бы мы встретились на ринге и на руках имели килограммовые перчатки, я, наверное, не дал бы себя убить раунд или два. Но этот человек был рейнджером! Его приемы были неведомы мне. Все произошло так быстро, что описать это невозможно. Схватка — ой, схватка ли? — напоминала катастрофу, где события занимают десятые доли секунды. Происшедшее не имело ничего общего с искусством ринга, скорее с разделкой и отбиванием мяса. Мой рот наполнился кровью, хотя он не бил по нему. Из глаз он моментально сотворил пудинг, а нос — сломал. И если бы не вмешалась Гвен, он бы меня прикончил. Она кинулась на него яростной пантерой, кусаясь, царапаясь, обзывая его бранными словами из своего трущобного детства, целя коленками в его гениталии, буквально разорвав его кожу на лице ногтями и едва не выцарапав ему глаза, и оторвала его от меня, крича: «Не смей, подонок! Отойди от него! Клянусь, приду с пистолетом и застрелю тебя!» Обычно таким словам не верят, но, услышав ее, Колье поверил.

Гвен довела меня до машины. Я не видел ее, кровь залила глаза. Колье шел рядом, полуизвиняясь, полуобъясняясь, что все начал не он, а я. Я едва держался на ногах, кровь шла изо рта, носа и уголков глаз одновременно. Гвен прижала меня к себе, укутала своим плащом и велела лечь, — я плюхнулся на заднее сиденье и не шевелился.

Она отвезла меня в Челси, вызвала врача, который всадил укол, и потом я заснул. Проснувшись, я ощутил объятия Гвен и снова заснул, чувствуя ее самоотверженность и бескорыстие.

Проснувшись еще раз, тем же вечером, я понял, что голоден. Я пошел в ванную и оглядел лицо в зеркале. Оно было побито, но я ожидал худшего. Гвен заказала ужин из мексиканского ресторана и две бутылки чилийского вина, хорошо охлажденного. Мы поели, но ни о чем не говорили.

Закончив, мы посидели, молча слушая подвывания ветра на автостоянке с торца отеля. Нам больше некуда было идти.

Зазвонил телефон. Она взяла трубку и сказала: «Меня сейчас нет».

— Кто это? — спросил я. Она не ответила. Я понял, кто это.

Меня больше не существовало. Все закончилось.

На следующее утро я улетел обратно в Лос-Анджелес.

Ее последние слова: «По-моему, вся правда в том, что ты, Эдди, не можешь выбраться из своего круга. Ты слишком долго в нем вращался».

И я ничего не сказал.

«Будь другом, Эдди, если это и есть вся правда, то так и скажи. И не моя вина, что все так вышло».

— Да, — сказал я. — Слишком долго вращался.

Она поцеловала меня в горящие щеки, и мы расстались.

Прямо из аэропорта я направился в «Вильямс и Мак-Элрой», где объяснил, что с лицом: меня пытались ограбить в Нью-Йорке. Люди качали головами, там невозможно жить, говорили они.

Я разобрал накопившуюся почту. В деле с «Зефиром» возник ряд проблем. Я урегулировал их. Они поблагодарили меня.

Потом я сказал Флоренс, чтобы она не удивлялась состоянию моего лица, — попытка ограбления. Она встретила меня, напоила, накормила любимыми блюдами, поставила любимые пластинки: квартет Си-мажор Шуберта и квинтет Франка. Я заснул, совершенно умиротворенный, под звуки божественной музыки. Даже удивительно, как моя побитая физиономия разрешила все трудности.

Я проснулся глубокой ночью и решил для себя, что отныне буду держать того зверя, который заставлял меня бегать всю жизнь от девчонки к девчонке, в узде. Мне было противно ощущать себя в его власти. Если это просто секс, в чем я сомневаюсь, так много мне больше не нужно — возраст. Я поклялся убить его. Я решил стать хорошим мужем.