Андрей Шляхов - Склиф. Скорая помощь

Кстати, для сведения — в Склифе существует еще одно соматопсихиатрическое отделение, куда госпитализируются несостоявшиеся самоубийцы хирургического и травматологического профиля, иначе говоря те, кто пытался покончить с жизнью при помощи окна, веревки, холодного или огнестрельного оружия. Это отделение занимает отдельный корпус номер два, давней постройки, невысокий и вытянутый в длину, словно пенал. Называется оно отделением кризисных состояний и психосоматических расстройств. «Психосоматика» в Склифе существует давно. Еще в тысяча девятьсот двадцать седьмом году в приемном отделении института появилась отдельная палата для пациентов, поступивших в состоянии психомоторного возбуждения или же резко выраженного алкогольного опьянения, а спустя девять лет открылся специализированный изолятор на двенадцать коек. Ну а дальше пошло-поехало. Росла потребность — увеличивалось число коек, создавались отделения. Вечное правило, гласящее, что «спрос рождает предложение», справедливо и для медицины.

Знакомство превратилось в нечто большее на второй день. Александр и Катя вечером простояли три часа у окна в коридоре. То молча смотрели в окно, то тихо разговаривали, то молча смотрели друг на друга.

На первый взгляд за окном не было ничего интересного. Небо, двор, соседние корпуса, небольшая стайка голубей, ужинающая или обедающая (кто этих птиц знает с их графиком) возле контейнеров для мусора, и две кошки, притаившиеся в засаде. Впрочем, не исключено, что кошки хотели просто поиграть с голубями, а не съесть парочку. Больничным кошкам нет нужды добывать себе пропитание охотой, уж чего-чего, а еды в любой больнице остается предостаточно. Не все съедается, не все уносится буфетчицами, много и остается. Кошкам, во всяком случае, хватает. Хотя это могли быть не местные, а пришлые кошки… Да какая разница — местные, пришлые. Александру и Кате не было до кошек ровным счетом никакого дела. Они говорили о своем, личном. Что такое любовь? Любовь — это когда есть с кем поговорить о своем.

— Зашифрения! — сказала одна Катина соседка по палате другой, указывая глазами на Катю и Александра.

Тридцатилетняя соседка попала в отделение в третий раз, можно сказать, считалась местной старожилкой. У нее был муж, который время от времени вел себя не лучшим образом, изменяя законной супруге. Муж работал тренером в фитнес-клубе, и возможностей для измен у него было хоть отбавляй. Узнав об очередной измене, жена закатывала скандал. Если накал страстей перехлестывал через роковую отметину — травилась. Травилась с умом, чисто в воспитательных целях — пузырек корвалола, несколько таблеток чего-нибудь такого, чем не отравишься, вроде аллохола, предсмертная записка. Записки она писала трогательные, всепрощающие.

Приезжавшая «Скорая», разумеется, понимала, что видит хорошо срежиссированную постановку, но деваться было некуда. Пациентка признает факт суицида? Не только признает, но и обещает повторить. Все ясно — едем в «психосоматику». Туда, где добрые дяди и тети объясняют людям, запутавшимся в сетях фатальных обстоятельств, что жизнь есть величайшая ценность и не стоит бросаться ею попусту.

На мужа, кстати говоря, постановки действовали. Он таскал огромные передачи, писал страстные записки, подолгу простаивал под окнами… Любовь загадочная штука.

— Любовь! — выдохнула другая соседка, девятнадцатилетняя истеричка, возжелавшая свести счеты с жизнью назло родителям.

Противные родители не желали разменивать панельную трешку-малогабаритку в Перово, чтобы разъехаться с дочерью, жаждавшей самостоятельности и бесконтрольности. Ссылались на то, что их конуру, да еще на первом этаже, на две однокомнатные квартиры выменять невозможно, разве что в средне-дальнем Подмосковье. Дочь упорствовала — родители не сдавались. Тогда дочь сказала: «Да подавитесь вы своей жилплощадью!» — и отравилась материнским снотворным.

— Любовь, это когда на воле и с цветами! — сказала Тридцатилетняя.

«На воле» означало — за пределами отделения. Соматопсихиатрические отделения заметно отличаются по режиму от отделений острых психозов психиатрических клиник в лучшую сторону, но входная дверь что здесь, что там на замке. Поэтому, кстати, и нет у влюбленных другого варианта прогулок, как постоять у окна и погулять по двору глазами. Разрешение на прогулки врачи дают незадолго до выписки, когда уже не сомневаются в том, что, выйдя из отделения, пациенты не начнут вскрывать вены, вешаться, прыгать с крыш, травиться, бросаться под автомобили и т. п.