Мария Бушуева - Отчий сад

— Приеду сейчас? Схвачу тачку и приеду?

— Приезжай, конечно. Она мигом примчалась. Миленький мой. Я соскучилась. Тихохонько отключила телефон, а то в самый интересный момент — дрынь-дрынь-дрынь!

— Мерзавец твой брат, — говорила она, покраснев от негодования, — тебе, выходит, ничего! Жалко, разумеет note 197 Note197 201 ся, Антона Андреевича, он неплохой по-своему был человек, не злой, но все вы недотепы, и он, не тем будь помянут,

— она говорила точно о покойнике, — как так распределил, ну почему все этому психопату Сергею, ты не понимаешь, Митька, вот-вот может получиться так, что твоему ребенку некуда, а главное, не на что будет поехать отдыхать! Бабка собирается на историческую родину, вся ее родня уже свалила. Леня тоже собирается, он у меня тертый калач, он умный, мой Леня, немцы, кричит он, уезжая, увозят порядок, что вам-то останется, когда мы свои мозги увезем?

— Старшие братья в русских сказках тоже над младшим братом посмеивались, бранили его да ругали.

— Ну ты, мой сказочник, опять за свои небылицы! Леня мой прав! Что останется? Твоя дочь будет босая, голая, голодная, а тебе бы только сказочки пересказывать! Господи, да за что я так вляпалась, да почему затмение на меня нашло, да куда я смотрела, когда с тобой в одну постель ложилась…

— Кажется, Тома тоже ребенка ожидает, вот Сергей о ней и позаботился. И вообще, Рита, я больше не могу слышать всего этого, понимаешь? Меня от этой борьбы за частную собственность, которая теперь везде и у всех, просто тошнит!

— Сергей-то сволочь, сволочь, а ты!.. — Ритка махнула рукой, вскочила, забегала по комнате, сбила ногой стоящий у стула холст. — Так вот что я тебе скажу, я, конечно, не Царь-девица, я тебе не пара, да, не пара! я простая баба, мне нужно кормить детей, а ты витаешь в облаках, живешь, видите ли, высокими материями, сказочки почитываешь, картиночки пописываешь, хватит, достаточно, я тоже Майке «Конька-Горбунка» декламировала, но сначала ребенка накормила, а когда будет жрать нечего, потому что денег не будет, твой ребенок будет с голоду пухнуть, и Леня-то прокормит, а ты…

— Успокойся, Рита, — сказала он, поморщившись, — я прошу тебя, успокойся.

note 198 Note198 202

— …Ты ко всем безразличен, у тебя нет сердца, и твой отец бездушный был, грех так сейчас говорить, а этот ваш дегенерат, да знаешь ли ты, что у моего Лени есть также люди, за пять тысяч человека грохнут не задумываясь, а уж дачку поджечь для них дело плевое, то-то я посмотрю, как живописно она будет полыхать, создашь потом бессмертное полотно, намалюешь пепелище, пусть уж не достанется она никому!..

— Да вы все просто сошли с ума!

— Мы-то в разуме, мы о детях думаем! Мы хотим, чтобы они были не нищие, как мы, а имели все!

— Твой Леня скоро тебе дворец купит, успокойся! Эта старая дача тогда покажется тебе такой же нищей и убогой, каким уже представляется тебе твое пионерское прошлое! Это для меня дача — мое детство…

— …Никому не достанется! Нникому! — ее шея судорожно задвигалась, точно сейчас Ритка зарыдает.

— Кстати… — Митя вспомнил, что они с Натальей решили сегодня, ближе к вечеру, поехать на дачу и отдать Сергею дарственную отца.

— Что «кстати»?! — Ритка, уперев руки в худые бедра, стояла перед ним злая, в ее серых глазах чернели острые зрачки, губы стали еще уже, посверкивали чуть выступающие вперед ровные зубы. — Чего ты еще хотел мне сказать?!

— То, что привез Майке сюрпризы, — Митя был совершенно спокоен, — купил пустяки, конечно, разноцветные резинки для волос, босоножки-плетенки, юбку с орнаментом

— продают такую одежду вернувшиеся в Крым татары, орнамент ручной работы. Не длинновата будет? Хотя это такой стиль. Ритка с трудом улыбнулась.

— На дачу поедешь с нами? Мы с Наташей собрались ехать сегодня.

— Сейчас?

— Часов пять вечера.

— Нет, — сказала она огорченно, — не могу. Майка дома будет одна. Придется вам ехать без меня. note 199 Note199 203

— Жаль. Но она уловила: он лжет, ему не жаль! И пол поплыл у нее под ногами. Лицемер! Лжец! Но она сдержалась. Зря ведь ее, Ритку, считают все Ярославцевы такой глупой, она умеет скрывать все — боль, ревность, отчаянье. Она давно привыкла все скрывать — и с Леней, с которым просто, и с Митей, с которым так сложно. Но, Господи, с ним она жива! С ним каждая ее клеточка живет! Неужели он разлюбил ее?!

— Жаль, — повторил он. На улице Ритка постояла возле Митиного подъезда, раздумывая, поехать на такси домой или сразу в детсад за Майкой? Тогда можно и на автобусе, как раз ко времени получится… Но вдруг резко повернулась и вновь вбежала в подъезд. Нет, она все-таки сейчас скажет ему все! Она скажет, что он не любит, не любит, не любит.