Мария Бушуева - Отчий сад

— Кстати, прекращай таскать мне еду! Инесса тут както пирогов нанесла…

— Инесса?!

— У меня уже есть деньги.

— Это сколько же у вас денег, Дмитрий Антонович, сто монет раз в сто лет? А Инессу задавлю, вот тигрица поганая!

— Говорю — есть.

— Врешь ведь, как всегда, порядочный ты мой. Господи, как ты ужасно жил — нищий ведь! Раньше хоть пенсия Юлии Николаевны была, в то время и это было много, а когда деньги поплыли — ужас. Свекровка моя Дебора чуть с ума тогда не сдвинулась — у нее все сбережения на сберкнижке сгорели в одночасье. note 115 Note115 119

— Нищий?

— А что — хоть к церкви милостыню просить! Слава Богу, одни старые джинсы были, да я отдала тебе поношенный Лёнин свитер…

— А что, вполне, кстати, хороший.

— Леня плохие вещи не покупает. Да и кроссовки его, и футболки.

— Приодела ты меня!..

— Сволочи все вашем союзе! Бездари и сволочи, сделали себе карьеру в свое время!

— Ну почему уж так совсем, старики есть неплохие, старая такая гвардия, и кое-кто уже появился из новых.

— А ваши известные, один народный даже, его «Ленин и дети» у нас в актовом зале школы висела. И еще одна: «Дорога века». Тебе Юлия Николаевна тогда правильно говорила — съезди, напиши на тему труда. Можно было вполне хорошо написать.

— Но сейчас, — смеялся он, — сделать работу с какойнибудь стройки с пролетариями — это уже авангардизм.

— Но ты бы все равно создал… какую-нибудь… тарабарщину, одним словом. Я даже твоих названий не понимаю: «Улыбка летаргии» — кошмар!

— А «Смородиновый дождь», а? Нормально? Да, она права, конечно, питался он, можно сказать, манной небесной. Одну-две работы брали на коллективные выставки — и то считал счастьем. Какое-то безразличие охватывало. Но многое делал автоматически — полтора года после смерти бабушки выпали полностью, дальше помнил фрагментами. Словно в летаргическом сне был, «Улыбка летаргии» — своего рода автопортрет. К заказам не подпускали, у них семьи, надо кормить, а ты — сдыхай. И плодили свои натюрморты с обязательной рыбой на блюде — шедевры для столовых, роскошные пионы — для комнат отдыха в санаториях, портреты руководителей для кабинетов. Теперь появились циники. Да и среди тех такие были. Ты же, мол, Дмитрий, что-нибудь настоящее сделаешь даже по заказу, а народу нужна пошлость,

note 116 Note116 120 пипл, он окромя пошлости ничего не воспримет, никакое искусство ему не нужно, так что заказов тебе — кукиш в карман!

Митя обрадовался, когда лавочку несколько прикрыли

— бешеные деньги тратились на порчу вкуса, на производство убожества. Но лавочка открыла дверь с другой стороны. Теперь заказывают банки. И ловкачи уже наживают на таких заказах капиталец.

— А краски, холсты — всё деньги, а мастерская… И вообще, Митька, ты бы вообще не попал в союз, если бы не женщины! И то верно. Старая художница одна, слабоватая по мастерству, но влюбчивая, голову от Мити потеряла, связалась со своими верными приятелями по академии, занимавшими в правлении посты. Художнице ничего от Мити и нужно-то не было — так, ностальгия по юности нежной… И еще одна — приятельница Инессы, искусствовед. Та — циничная, умная, хваткая, продажная особа — сделала на него ставку: откроет неподдельное, ей — плюс. Потом, пьяная, звонила — нарвалась на Ритку. Если что-то из вашего получится, кричала в трубку, только благодаря мне. Спился бы — и скорежился под забором. В России много талантов, не жалко. Умный еврей и крошечные способности разовьет да использует так, что и внуки его будут жить безбедно, а у русских как: кому много дадено, того и не жаль!.. Русский свой талант закопает в землю и ждет, как Буратино, что дерево вырастет! Так вот искусствоведша по телефону высказалась. И предложение сделала выгодное: организует она для Мити выставкупродажу в Германии. Пусть он срочно ей позвонит. Но Ритка ее отшила. Да так тонко, сама собой восхитилась. Спасибо вам, сказала елейным тоном, мне Дмитрий уже о вас рассказывал, сказал, что уважает таких, как вы, женщин

— очень некрасивых, но умных! Та аж дернулась на том конце провода, как лягушка под током.

Разумеется, про деловое предложение Ритка Мите ничего не сказала, но сама обрадовалась: вот какая лампа

note 117 Note117 121 Аладдина в ее руках! Нет, в Германию он поедет только с ней, с Риткой. Только выпусти птичку из клетки — обратно не загонишь. И никаких искусствоведш… Та больше не позвонила. Значит, не так она умна и не такая деловая, раз за некрасивость обиделась, легко оправдала себя Ритка, и Мите ничего путного бы не сделала. И вспоминать о ней нечего.