Джоанна Кингслей - Лица

Георгий вскочил и принялся расхаживать по комнате: от окон к камину, от камина к окнам — пальцы заложенных за спину рук невыносимо ломило.

— А вы? Вы потеряли доверие своего правительства. Вы провалили контракт, не говоря уж о том, что собирались присвоить себе несметные богатства.

— Верно, — легко согласился американец. — А теперь, когда мы высказали вслух то, что мы знаем друг о друге, не вернуться ли к нашему делу. Время не терпит.

— Признаю… — Георгий внезапно остановился так близко от Бернарда, что тот машинально отступил назад. — У меня и у самого возникли кое-какие подозрения, но мне негде было их проверить. Тем не менее я предпринял определенные шаги, — он пихнул американца в грудь. — Не спрашивайте, какие это были шаги. Могу только сказать, что я принял меры, чтобы дело не погибло, если… если со мной что-нибудь случится. Запомните слово «Лотко» — не гадайте, что оно значит, оно не значит ничего — и будьте готовы к отплытию.

Бернард слегка коснулся плеча Георгия:

— Извините, что недооценил вас. Я вам очень благодарен. Очень. Могу и я сделать что-нибудь для вас?

Георгий почмокал губами, минуту помолчал и быстро начал:

— Если что-нибудь подобное произойдет, я прошу вас защитить моих детей. Все продлится недолго — несколько месяцев. Полагаю, нынешняя политика будет заключаться в установке на окна решеток — борьбе против «интернационализма», рассчитанная реакция на ситуацию в Югославии, временное изменение курса. Будут порваны все связи с Западом, начнется преследование людей, известных дружескими отношениями с иностранцами. Думаю, меня уберут с поста, может быть, вышлют из Ленинграда, но лишь на некоторое время. Когда положение в Югославии «нормализуется», я снова окажусь на своем месте.

Но сейчас все будет обставленно так, как будто со мной разделались навсегда, в назидание тем, кто подумывает о панибратстве с Западом. Дети будут объявлены сиротами, и их могут взять на попечение государства, — Георгий остановился, собрался с духом и, взяв обе руки Бернарда, попросил: — Позаботьтесь о детях. Защитите их, умоляю вас.

Все случилось так неожиданно — даже способность Бернарда моментально схватывать ситуацию не позволила ему сразу же осознать просьбу Георгия. Несколько минут он постоял, размышляя:

— Дмитрий никогда не примет моей защиты.

— Может быть, он будет вынужден ее принять.

— Но ведь ему шестнадцать. Юноша достаточно взрослый для того, чтобы государство оставило его в покое.

— Но Жене только тринадцать. Еще девочка. За ней должен кто-нибудь приглядывать, и она вас обожает.

Бернард вспомнил тот вечер, когда она с жадностью набросилась на еду, ее сверкающие золотисто-рыжие волосы, сияющие жизнью глаза. А когда он подарил ей чулки — такой обыкновенный подарок — как она подбежала его поцеловать!

— Девочка мне нравится, — он осекся, опасение внезапно вырвалось наружу. — Но у меня никогда не было детей и я их не понимаю.

Бернард почувствовал, что Георгий смотрит на него почти с жалостью.

— И все же вы должны сделать все, что можете.

Решение пришло помимо его собственной воли. Бернард не мог припомнить, чтобы с ним случалось такое раньше.

— Вы можете вывезти их из страны, — продолжал Георгий.

— Похитить? — на секунду идея захватила американца. Необычное дело. Вызов. Потом он стал думать о последствиях. — А если вы будете в ссылке дольше, чем рассчитывали? Предположим, год или даже больше.

— Маловероятно.

— А все же если это произойдет?

— Мне больше не к кому обратиться, — просто ответил Георгий. — Иконы начнут поступать в течение недель после моего ареста, если он состоится. На ящиках будет канадский штемпель, и в них упакуют продукты питания и текстиль. Но в каждом будет полое пространство.

— Для иконы?

— Да.

— Лотко — мой пароль?

— Да. Вы получите Георгия Победоносца, Розовую Богоматерь и изумрудный крест.

— Изумрудный крест? — это было больше того, на что он рассчитывал. Этот крест стоил бы на открытом аукционе, по крайней мере, миллион, хотя Бернард и не собирался его продавать.

— За детей. Хотя бы за Женю, — Георгий прошел в кабинет и налил по стопке коньяку. — Пока я буду в ссылке, вас будут вознаграждать за опекунство, — бесстрастно заметил он, подавая напиток. — Сейчас я занимаюсь тем, чтобы вам переправили Киевскую Богородицу.

Рука Бернарда дрожала, когда он потянулся за коньяком. Киевская Богородица, с ее таинственной улыбкой, была Моной Лизой среди русских икон, наиболее ценной из них.