Джоанна Кингслей - Лица

— Может, только блефаропластику, — ответила Жени. — И я хочу, чтобы ты сам посмотрел ее, Макс. Не хочу ошибиться — это моя лучшая подруга.

— Здесь? Делать операцию, чтобы ублажить чье-то тщеславие? — кипел врач.

— Подожди, не ругайся, — остановила его Жени. — Вот увидишь Чарли, тогда посмотрим. Сам захочешь для нее все сделать. Она же моя лучшая подруга, — повторила она.

Макс смягчился, но все еще протестовал:

— Я ничего не имею против компании молодых Робин Гудов, но если я начну тратить свое время на подтяжку дамочек, которые хотят удержать мужей — пиши пропало. И вообще, зачем она вышла замуж за мальца моложе себя?

— Она его любила. И прекрати, Макс. Я сама сделаю операцию. А тебя прошу только с ней поговорить.

— Будешь оперировать в свое свободное время. Слышишь?

Жени улыбнулась: «свое свободное время» было единственным, которое существовало в клинике.

Уходя, Макс бросил ей:

— А как, ты говоришь, имя девочки?

— Тора Джой.

— Боже Праведный, — и он пошел прочь, что-то бормоча себе под нос. Но через несколько шагов остановился: — Я посмотрю ее в два… нет, в три.

— Ты прелесть, Макс.

— Никакая я к едрене-фене не прелесть, — зычно прогудел он в коридор, и из палаты ему эхом ответил смех молодых ребят.

Вечером Чарли рассказала подруге о встрече:

— Он заявил, что мои трахнутые мозги вовсе ни к черту. Что, я, кажется, правильно цитирую, что я вполне нормально выгляжу и нечего трахаться с моей наружностью. Тогда я ему ответила, что трахание с моим лицом или другими частями тела мне вовсе ни к чему, а просто я хочу нормально смотреться или чуточку лучше.

Жени рассмеялась, представив, как они вдвоем сидят друг против друга в маленьком кабинете — Чарли очень походила по манере вспыльчивому Максу.

— И что же он на это сказал?

— Сказал, что я тупая девица, что нет такого мужика, ради которого мне стоило бы менять свою внешность. Я ужасно разозлилась и чуть было не ушла, но он посмотрел на меня так, будто что-то пришло ему в голову, Если хочешь знать мое мнение, заметил он, твой муж осел. Ты нормальная баба, не хуже других, но если решила валандаться с этой чепухой, я приду ассистировать Жени.

— Так и сказал?

— Думаешь, я могу передать его речь? — Чарли усмехнулась. — Но он согласился и назначил подтяжку на восемь в понедельник.

— Назначил? Что же ты с ним такое сделала? Опоила его любовным зельем?

— Это в тебе он души не чает, Жени. И делает ради тебя.

— Ему просто нравится, как я работаю, вот и все. И он знает, что вместе у нас неплохо получается.

— Он рассказал, что был женат двадцать три года. И жена оставила его, когда он приехал из Вьетнама. Тяжело, — слезы внезапно наполнили глаза Чарли. Сама Жени никогда не говорила с Максом о его браке. Эта тема считалась в клинике запрещенной. Наверное, он сравнивал себя с Чарли, как та сравнивала сейчас себя с ним. — Ты когда-нибудь думала о Максе? Я хочу сказать, с тех пор, как ты и Дэнни… — Чарли смахнула слезы с глаз.

— Макс вовсе не романтик, — оборвала ее Жени.

— Нет, но…

— И я теперь тоже.

— Мне жаль, что так все обернулось.

— Все к лучшему. Я бы никогда не смогла стать голливудской женой. Дэнни постоянно нужна аудитория. У меня бы это не вышло.

— Думаю, что нет; и все же тебе ведь порой одиноко. И Максу, наверное, тоже…

— Нечего меня сватать, — Жени напряженно улыбнулась. — Я хороший хирург, я это прекрасно знаю, но у меня вовсе нет способностей для роли жены.

— Ты ошибаешься, дорогая. Просто ты до сих пор еще не встретила подходящего мужчину.

— Вряд ли теперь уже встречу. К тому же я его уже наверно встречала — давным-давно — и ничего не вышло.

Чарли изучающе посмотрела на подругу, но ничего не сказала. И ей пришло в голову, что у красавиц не больше шансов для замужества, чем у простушек — и тем и другим нужно было найти любовь. Мысль показалась ей новой, и теперь она раздумывала, правильно ли поступила, согласившись на операцию.

На следующий день она все тщательно взвешивала. Любая операция представляет потенциальную опасность, так же как и анестезия. И каким бы ни был искусным хирург, а лучше Жени было не найти, всегда оставались опасения, что могут сохраниться шрамы. Проведя полжизни рядом с операционной, Чарли не могла этого не знать, хотя подозревала, что пациенты пластических хирургов, как правило, об этом не задумываются. Риск был не велик, но все же существовал.

На другую чашу весов Чарли поместила все «за». И снова ее жизненный опыт подсказывал, насколько важно сохранить свой образ. Она сама ведь писала в книге, что реальное увечье не столь важно, сколь самовосприятие больного. Теперь ее восприятие. Чарли улыбнулась.