Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

Ужасная цена, которую Иссерли заплатила, в определенном смысле, действительно отдала ей в собственность этот мир. И теперь она демонстрировала Амлису, какой могла бы быть среда обитания любого, кто отважился бы принести себя в жертву – а пока никто, кроме нее, не решился. Ну ладно, кроме нее и Эссуиса. Но Эссуис редко покидал свой дом. Возможно, у него просто не осталось на это сил после того, что ему пришлось претерпеть. Красоты природы для него не значили ровным счетом ничего – они оказались не в силах примирить его с действительностью. Она же, напротив, стремилась увидеть все, что только возможно. Каждый день она выходила под это огромное бесстрастное небо и утешалась.

В эту самую минуту на краю утеса, обозначавшего границу угодий фермы Аблах, показалось овечье стадо. Шкуры овец блестели в лунном свете, а черные морды почти невозможно было рассмотреть на фоне темных зарослей утесника.

– А это что такое? – изумился Амлис: он, как ребенок, прижимался лбом к ветровому стеклу.

– Их называют «овцами», – ответила Иссерли.

– Кто их так называет?

Иссерли не растерялась.

– Мы их так называем между собой, – пояснила она.

– Вы говорите на их языке? – спросил Амлис, выпучив глаза.

– Немного, – ответила Иссерли. – Знаю несколько слов.

Амлис внимательно следил за овцами, вглядываясь в каждую, и голова его все ближе склонялась к голове Иссерли.

– А мясо их вы есть не пытались? – спросил Амлис.

Его вопрос огорошил Иссерли.

– Вы это серьезно?

– Откуда мне знать, до чего вы тут дошли?

Иссерли несколько раз моргнула, не находя слов. Да как ему даже в голову могла прийти подобная мысль? Неужели он унаследовал безжалостность отца?

– Но они же… они же ходят на четырех ногах, Амлис! Неужели вы этого не видите! У них есть мех – у них есть хвосты – их лица так похожи на наши…

– Послушайте, – не уступал Амлис, – раз уж вы начали есть плоть живых созданий…

Иссерли вздохнула: ее так и подмывало просто взять и приложить палец к его губам, чтобы он перестал нести чушь.

– Прошу вас, – взмолилась она, как только последняя овца исчезла в зарослях утесника, – не портите такой прекрасный момент.

Но Амлис, как и все мужчины, оказался не в состоянии просто восхищаться красотой и совершенством мгновения. Только теперь он взялся за дело с другого конца.

– Знаете, – сказал он, – я тут много беседовал с вашими мужчинами.

– С какими мужчинами?

– Которые работают с вами на ферме.

– Я работаю одна.

Амлис вздохнул и продолжил:

– Они утверждают, что вы не совсем в себе.

Иссерли презрительно фыркнула. Наверняка это брякнул Энсель. Энсель – паршивый, драный, сексуально озабоченный тип, которому не терпится повыпендриваться перед начальством. Ох уж эти мужские разговорчики!

Почувствовав, что ненависть снова переполняет ее, Иссерли загрустила и даже ощутила угрызения совести: а ведь она испытала такое облегчение, когда иссушающее душу чувство ненадолго оставило ее! Неужели это жвачка подействовала на нее таким умиротворяющим образом? Она повернулась к Амлису и неловко улыбнулась.

– У вас больше нет… эээ…

Только не заставляй меня произносить это слово» – думала она про себя.

Амлис протянул ей еще одну ветку икпатуа, оторванную от пучка, взятого с собой.

– Мужчины сказали, что вы не в себе с недавних пор, – сказал он. – Может, у вас были какие-то неприятности? Поскольку Иссерли все еще держала в руке его подарок, она постаралась ответить по возможности мягче.

– Ну, у каждого время от времени случаются неприятности. Вот, скажем, несколько состоятельных молодых людей обещали, что позаботятся о моей судьбе, а потом все, как один, молчали как немые, когда меня отправляли в грязную нору глубоко под землей. Потом, как-то раз, хирурги разрезали меня на куски, а затем сшили заново. Это я так, к примеру.

– Я же спрашиваю про последнее время.

Иссерли откинулась на спинку сиденья, добавив новую порцию икпатуа к жвачке.

– Нет, все в полном порядке, – вздохнула она. – У меня просто очень трудная работа, и больше ничего. В ней случаются свои радости и разочарования. Вам этого не понять.

На горизонте стремительно собирались снеговые облака. Она знала – Амлис не имеет ни малейшего представления о том, что это такое, и гордилась своим тайным знанием.

– Тогда почему бы не бросить это дело? – поинтересовался он.

– Бросить?

– Ну да. Завязать с этой работой.

Иссерли закатила глаза к небу, а вернее – к потолку «тойоты». И тут же заметила, что обшивка порядком поизносилась.