Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

Иссерли внезапно обнаружила, что она просто больше не может заниматься всем этим.

Не отрывая взгляда от унылого шоссе, расстилавшегося перед ней, она поняла, что ее унижает вся бессмысленность этих предосторожностей, все эти утомительные хождения вокруг да около, словно сидящее рядом существо – это некая драгоценная жемчужина, которую она должна аккуратно извлечь из раковины. От нее требовалось сверхчеловеческое терпение – и все ради чего? Ради водселя – такого же, как миллиарды других водселей, топчущих поверхность этой планеты. Ради нескольких упаковок разделанного мяса.

Почему она должна тратить столько усилий ради того, чтобы день за днем разыгрывать одну и ту же сцену? Неужели ей придется провести за этим занятием весь остаток жизни? Бесконечно устраивать эти представления, из кожи вон лезть только для того, чтобы в большинстве случаев возвращаться с пустыми руками и на следующий день начинать все сначала?

Она больше не могла выносить это.

Иссерли вновь посмотрела в зеркало заднего вида, а затем скосила глаза вбок. Ее глаза встретились с глазами автостопщика; автостопщик покраснел, тяжело дыша, и лицо его расплылось в идиотской улыбке. Сама инородность его животной внешности подействовала на Иссерли как пощечина. Она ощутила нечто, похожее на тошноту, вроде той, которая возникает после большой потери крови, и почувствовала удушающую ненависть.

– Хасуссе , – прошипела она сквозь сжатые зубы и привела в действие иглы с икпатуа.

Водсель начал валиться на нее, но она вернула его на место толчком ладони. Тогда он повалился в противоположную сторону, ударившись головой о стекло. Иссерли включила сигнал поворота и съехала с дороги на придорожную стоянку.

Остановив машину, но не выключив мотора, она нажала на кнопку, чтобы затемнить стекла. Впервые она проделывала это в полном сознании и памяти. Обычно, когда приходил этот момент, она парила где-то в космосе, но сегодня она чувствовала под собой сиденье «тойоты» и видела свои руки, прикасавшиеся к приборному щитку. Окна машины начали приобретать цвет темного янтаря, внешний мир сначала помутнел, а затем полностью исчез, и тут в салоне включилось освещение. Откинув голову на подголовник, Иссерли сняла очки и прислушалась к отдаленному шуму машин, пробивавшемуся сквозь урчание двигателя.

Ее дыхание было, как она с удивлением заметила, абсолютно нормальным. Сердце, которое, насколько ей помнилось, слегка колотилось, когда она подсадила водселя, стучало теперь абсолютно ровно.

В чем бы ни заключалась проблема, которую Иссерли испытывала в прошлом, когда теряла власть над своими физическими реакциями, видно было, что теперь она от нее полностью избавилась.

Она наклонилась к ящику для перчаток и открыла его. Две слезинки скатились из ее глаз и упали на затянутые в джинсы колени автостопщика. Она нахмурила лоб, не в силах объяснить себе причину, вызвавшую их появление.

Иссерли возвращалась на ферму Аблах, мучительно размышляя над тем, что произошло.

Разумеется, все дело во вчерашней истории… или она случилась позавчера?… Иссерли была не вполне уверена, сколько именно времени провела в машине на пирсе… но в любом случае дело именно в той истории… пожалуй, она выбила ее из колеи, с этим трудно поспорить. Но теперь все в прошлом. «Что было, то сплыло» – как выражаются вод… как кто-то выражается.

Она уже ехала мимо заброшенного сталелитейного завода, и значит, была почти дома, а рядом с ней лежал крупный, мясистый водсель, как это уже не раз случалось в прошлом. Жизнь продолжалась, работа спорилась. Прошлое исчезало у нее за спиной, превращаясь в еле различимую точку в зеркале заднего вида, а будущее, сверкая фарами, мчалось прямо в лоб «тойоте», требуя от нее безраздельного внимания. Она увидела указатель на Аблах и включила сигнал поворота.

Миновав Кроличий Холм, она внезапно поняла, что чувствует себя просто ужасно. Но она решила, не теряя лишнего времени, взять себя в руки и тут же придумала, что ей нужно сделать для того, чтобы почувствовать себя гораздо лучше. Она ощущала внутри себя чужеродное тело. Очень небольшое чужеродное тело – ничего такого, из-за чего стоило бы беспокоиться всерьез. И все же – чужеродное.

Чтобы окончательно прийти в себя, чтобы стать нормальной, нужно было от него избавиться.

И, ей показалось, она знала, как это сделать.

Остановив машину перед входом в коровник, Иссерли несколько раз нажала на клаксон, в нетерпении ожидая, когда наружу выбегут мужчины.