Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

Дверь поползла в сторону, и Иссерли тихонько простонала, почувствовав, как на нее наваливается клаустрофобия. Все вокруг было погружено в почти абсолютную темноту, словно они провалились в узкую щель между двумя плитами горной породы и кто-то искал их, освещая сверху слабым лучиком карманного фонарика. Вокруг стояла вонь разлагающихся экскрементов и запах мочи, виднелись проволочные изгороди, а в тусклом свете инфракрасных ламп повсюду то и дело светлячками вспыхивали десятки зрачков.

– Вы не знаете, где здесь включается свет? – вежливо поинтересовался Амлис.

Иссерли нащупала в темноте выключатель. Резкий свет залил помещение от пола до потолка, словно поток морской воды, устремившийся в расселину в скале.

Иссерли застонала, сдерживая подступившую к горлу тошноту. Она чувствовала себя так, словно ее ночные кошмары стали реальностью.

– Кошмар, правда? – спросил Амлис Весс.

Иссерли посмотрела на него в поисках утешения и поддержки, но тут же поняла, что он имеет в виду скот в стойлах, а вовсе не ее клаустрофобию – об этом можно было без труда догадаться по отвратительной гримасе сострадания у него на лице. Как это типично для мужчин: они настолько одержимы собственными идеями, что не замечают человеческих страданий прямо у себя под носом.

Иссерли вышла из лифта с твердым намерением не унижаться на глазах у Весса. Еще несколько мгновений назад ей смертельно хотелось уткнуться в мягкий черный мех у него на плече, обхватить руками это великолепное тело, но теперь ей больше всего хотелось убить его.

– От животных всегда воняет, – объяснила она, стараясь не встречаться с ним взглядом. Дверцы лифта с шипением закрылись у них за спиной, и он уехал.

Во время строительства этого уровня – самого глубокого во всей системе подземных сооружений – работники раздробили и извлекли на поверхность минимально необходимый объем твердых триасских пород. Поэтому потолок отстоял от пола всего на два метра и пар от дыхания откармливаемого скота висел дымкой вокруг ламп дневного света. Стойла водселей представляли собой примыкающие друг к другу и разделенные перегородками пеналы, расположенные по кругу вдоль стены цилиндрического помещения. Они занимали почти всю площадь нижнего уровня, оставляя в середине только небольшой проход для осмотра и обслуживания. В клетках слева находились месячные водсели, в клетках справа – водсели на различных стадиях откорма, а в дальнем конце – новоприбывшие животные.

– Вы здесь, похоже, впервые? – услышала Иссерли голос Амлиса.

– Нет, – раздраженно ответила она, взволнованная его близостью и тем, что ни одна ее реакция не ускользает от его глаз.

По правде говоря, до этого она была здесь всего однажды, в самом начале, когда помещение еще пустовало. Мужчины хотели похвастаться перед ней тем, что уровень, сооруженный как раз к ее прибытию на ферму, готов и ждет только того, чтобы она обеспечила его жильцами.

– Великолепная работа! – сказала она тогда. или что-то примерно в этом духе, и попыталась улизнуть наверх как можно быстрее.

С тех пор прошли долгие годы, и вот она снова очутилась здесь, в сопровождении одного из самых богатых холостяков мира, который сгорал от нетерпения поделиться с ней какой-то тайной. Для описания подобной ситуации подходило разве только слово «невероятно».

Клетки выглядели более мрачными и тесными чем во время ее первого визита: деревянные балки потускнели и стали серыми, проволока покрылась грязью, а местами ее вообще не было видно под темным слоем экскрементов и какой-то неопознаваемой дряни. И, разумеется, само поголовье водселей, наполнявшее пеналы, увеличивало общее впечатление скученности своим резким запахом, блестящими в свете ламп телами и влажной атмосферой, насыщенной спертым дыханием, вырывающимся из множества глоток. Всего на нижнем уровне находилось более трех десятков водселей, и это оказалось для Иссерли настоящим потрясением – только сейчас она поняла, как интенсивно работала все это время.

Несколько еще не поднятых наверх месячных водселей сбились в кучу шумно дышащей плоти, в которой было трудно различить, где кончается одно и начинается другое мясистое тело. То там, то здесь возникали спазматически сокращающиеся руки и ноги, словно пытавшиеся вырваться на свободу из тюрьмы коллективного многоголового организма. Жирные маленькие головки водселей были неотличимы друг от друга, они торчали из массы тел, словно щупальца морского полипа, и их подслеповатые глазки глупо моргали от яркого света. Трудно было поверить, что, если выпустить на волю этих водселей, у них найдутся силы и желание бежать.