Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

Неподалеку впереди на обочине показался автостопщик. Он был молод и тощ, а в руке у него была истрепанная картонка с надписью «НИГГ». Иссерли проехала мимо, даже не притормозив. В зеркало заднего вида она заметила, как водсель сделал ей вслед непристойный жест, а затем повернулся, ожидая приближения следующей машины.

Найти место, где она подобрала Пеннингтона, оказалось совсем несложно. Полотно дороги там было особенно узким – именно поэтому, когда она притормозила вчера, за ней столпилось столько машин – к тому же хорошим ориентиром служил знак стоянки с большой буквой «P» на нем. Найдя место, она остановилась там же, где накануне – ну, возможно, на пару футов дальше или ближе. Выйдя из машины, она закрыла дверцу и пошла искать ближайшую тропинку, уходящую в поле.

Фургон Пеннингтона отыскался гораздо легче, чем Иссерли ожидала. Он стоял именно в том месте, которое она и сама бы выбрала, захоти остаться не замеченной с дороги. За росшими в ряд высокими деревьями находились развалины мельницы, вернее, каркас, лишенный крыши, вокруг которого были навалены тюки прессованного сена. Сено было явно подпорчено влажной погодой, поэтому его оставили здесь догнивать. Водители, проезжавшие по шоссе А-9, могли только мельком разглядеть силуэт мельницы и тюки с сеном. С ближайшей фермы, находившейся в полумиле, видна была лишь рощица, избавлявшая фермера от печальных воспоминаний о пропавшем сене, вывозить которое на свалку он не хотел, экономя деньги. На пятачке между рощицей и мельницей стоял фургон Пеннингтона, но увидеть его можно было, только приблизившись вплотную.

Фургон оказался гораздо более шикарным, чем ожидала Иссерли. Она думала, что увидит ржавую, побитую, проехавшую немало дорог развалюху, покрашенную, скорее всего, в синий цвет с какой-нибудь поблекшей надписью на борту. Вместо этого перед ней стоял кремового цвета, с хромированной отделкой и неизношенными уплотнениями из черной резины фургон, похожий на те новые, что были выставлены на продажу на автосервисе «У Донни».

Внутри сверкающего свежей краской фургона прыгала с сиденья на сиденье и лаяла, как ненормальная, собака Пеннингтона. Иссерли видела, что животное надрывается, но окна были закрыты, поэтому, несмотря на все старания собаки, лай снаружи звучал глуховато – и каким бы звонким он ни был внутри, Иссерли сомневалась, что даже тихой ночью его удастся расслышать в нескольких шагах от фургона.

– Хороший песик, – сказала она, заходя в фургон.

Иссерли нисколько не волновалась, открывая боковую дверь фургона ключами Пеннингтона. Собака или сразу убежит, или бросится на нее. В первом случае она проводит животное взглядом, во втором – будет вынуждена убить, но в любом случае совесть Иссерли будет спокойна.

Она распахнула дверь, и собака выскочила, как реактивный снаряд, упала на траву, практически перекувыркнувшись через голову, а затем, дрожа и приплясывая, повернулась к Иссерли и стала ее рассматривать. Из-за черно-белого окраса шерсти собака напоминала миниатюрного Амлиса Весса, внезапно превратившегося в животное. Она смотрела на Иссерли, наморщив в недоумении черный лоб, который пересекали похожие на резину складки.

Иссерли оставила дверь фургона открытой и направилась обратно к шоссе А-9. Она не очень удивилась, когда собака потрусила за ней следом, обнюхивая край пуловера Пеннингтона, который доходил Иссерли почти до колен, как платье. Сперва спаниель тыкался носом в ее бедро, потом она почувствовала, как влажный язык облизывает ее руку. Вскрикнув от отвращения, Иссерли подняла обе руки в воздух, словно сдаваясь невидимому врагу, и заторопилась к машине.

Собака Пеннингтона умудрилась еще один раз облизать ей руку, когда Иссерли, закрывая дверцу, отгоняла ее, чтобы не прищемить ей морду. Непонимающим взглядом спаниель смотрел на Иссерли, поворачивающую ключ зажигания.

– Учись обходиться сама, псина, – сказала Иссерли, прекрасно сознавая, что собака не понимает ее слов.

Затем она уехала, а собака так и осталась сидеть на обочине.

По дороге домой Иссерли поймала себя на том, что думает точно о том, о чем думала всю ночь: как ей поступить с остатком своей жизни.

Разумеется, возможностей имелось много – все зависело от того, насколько ей достанет смелости и сколько физических страданий она может вынести. У каждого плана были свои привлекательные стороны и свои пугающие перспективы. Но она устала постоянно сравнивать один вариант будущего с другим, да и вообще устала от мыслей.