Чак Паланик - Невидимки

Я высыпаю на пол несколько таблеток валиума и ногой просовываю их в отверстие под дверью ниши. Потом открываю ее, держа перед собой винтовку, и отступаю назад.

Воздух все гуще наполняется сизым дымом. Манус, пошатываясь, вываливается из ниши. Его божественные голубые глаза выпучены, руки вскинуты вверх.

Я приставляю ствол винтовки к его спине и подталкиваю его к выходу. Мы идем к машине.

Даже касаясь Мануса чертовой винтовкой, я чувствую, насколько он сексуален.

Я не знаю, что делать дальше. Все, что мне известно, так это то, что в настоящий момент я не нуждаюсь ни в чем определенном. Чем бы ни закончилась эта история, мне уже никогда не вернуться к нормальной жизни.

Я запираю Мануса в багажнике "фиата спайдера". Неплохая машина. Красного цвета с откидным верхом.

Я ударяю прикладом винтовки по крышке багажника.

Груз - моя любовь - не издает ни звука. Я отмечаю, что он наверняка мечтает помочиться.

И, забросив винтовку на пассажирское сиденье, возвращаюсь в плантаторский ад Эви. В холл, который теперь не холл, а настоящая дымовая труба, ветровой туннель, по которому на второй этаж, к свету и жару, устремляется мощный поток прохладного воздуха, проходящего сквозь парадную дверь.

В холле все еще стоит столик с телефоном - золотым саксофоном. Дымом заполнен каждый угол, и сирена дымового детектора гудит так громко, что закладывает уши.

Бедная Эви! Она лежит в Канкуне, не смыкая глаз, и ждет новостей.

Я набираю номер, который она оставила. Сами догадываетесь, что Эви хватает трубку после первого же гудка.

И говорит:

- Алло?

Ей отвечает вой сирены дымового детектора и треск пламени. А еще звон люстры, раскачиваемой ветром. Больше она не слышит ничего.

Поэтому спрашивает:

- Манус, это ты?

Где- то с грохотом обваливается потолок, наверное, в столовой. Из нее в холл вылетает фейерверк -искры и горящие угли.

Эви говорит:

- Манус, перестань играть в свои дурацкие игры. Если это ты, нам не о чем с тобой разговаривать. Я ведь уже сказала, что больше не желаю тебя видеть.

В этот момент что-то бабахает прямо рядом со мной.

Это падают с потолка полтонны сверкающего, переливающегося, обработанного вручную австрийского хрусталя.

Если бы я стояла на пару дюймов ближе к центру, меня бы уже не было в живых.

Ха- ха! Ну разве это не смешно? Меня и так нет в живых.

- Послушай, Манус, - говорит Эви. - Я ведь запретила тебе мне звонить. Наберешь мой номер еще раз, и я расскажу полиции, как ты отправил мою лучшую подругу в больницу, изуродовав ей лицо. Ты меня понял?

Эви говорит:

- Ты зашел слишком далеко.

Кому мне верить - Манусу или Эви, - я не знаю. Главное, о чем мне следует позаботиться в данную минуту, так это о страусовых перьях, которые опять начали тлеть.

Перенесемся на съемки на свалке - кладбище старых замызганных изувеченных автомобилей. Мы с Эви должны взбираться на эти развалюхи в узких плетеных купальных костюмах от Германа Мэнсинга.

Эви заводит разговор:

- А твой изуродованный брат, он…

Фотограф и художественный руководитель, которые работают с нами сегодня, отнюдь не мои любимые. Поэтому я отвечаю Эви:

- Что ты хочешь о нем знать? Я выпячиваю задницу. Фотограф кричит:

- Эви! Где твоя попка?

Чем уродливее наряды, которые мы демонстрируем, тем безобразнее места, где нас в них снимают. Единственный способ показать эти шмотки в выгодном свете. Мы вынуждены лазить по свалкам. Скотобойням. Цехам обработки сточных вод. Это тактика уродливых подружек невесты, при которой выглядишь неплохо только в сравнении с остальными. Однажды, когда нас снимали для "Индастри Джинс Веа", мне на протяжении всех съемок казалось, что нас вот-вот заставят целоваться с покойниками.

Корпуса этих древних, никому не нужных машин испещрены дырами с неровными проржавевшими краями. А я почти голая и силюсь вспомнить, когда в последний раз мне делали прививку от столбняка.

Фотограф опускает камеру.

- Девочки, втяните животы! Снимать вас в таком виде - только пленку переводить!

Быть всегда красивой требует все больше и больше жертв.

От одного пореза бритвой хочется плакать. Приходится удалять волосы с области бикини горячим воском.

После процедуры наполнения губ коллагеном Эви заявила, что ей уже не страшны муки ада.

Что касается ада, я говорю Эви:

- В аду мы снимаемся завтра.

Итак, вернемся к нашему художественному руководителю. Он кричит: