Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания

«… Много преданнейших революционеров, исколесивших всю Россию…в кандалах прошедших от Петербурга, Варшавы, Москвы весь крестный путь до Якутии… Каждый из нас мог перечислить чуть ли не все тюрьмы России с подробным описанием режима. Мы знали, где бьют, как бьют, где и как сажают в карцер, но мы не умели управлять государством…».

Милютин восемь раз арестовывался, три раза бежал.

Антонов-Овсеенко приговаривался к смертной казни.

Крыленко — арестовывался пять раз.

Ногин — семь раз ссылался В Сибирь и на Север, шесть раз бежал.

Скворцов-Степанов пробыл в тюрьме и ссылке более восьми лет.

Бронштейн-Троцкий был сослан в Сибирь.

Авилов-Глебов сидел в крепости, тюрьме, трижды бежал из ссылки.

Джугашвили-Сталин. Он же — Коба, Нижерадзе, Чижиков, Иванович.

Известный бандит (ограбление Тбилисского замка, ограбление парохода, разбойные нападения на дорогах Северного Кавказа. Шесть раз ссылался, пять раз бежал.

Конечно, это чтение прерывалось вопросами, уточнениями, замечаниями, но все можно опустить, потому что это «все» потонуло в тягостном молчании. И нарушилось оно неопределенным вздохом Александра.

— Вот…

— А им — там, в Харбине — можно верить? — запальчиво спросила Анечка. — Это… Это столь чудовищно, что… Но они же — за рабочих!..

— С армией Колчака ушли рабочие Воткинских и Ижорских заводов. Создали в ней Красную Дивизию и воевали под красным знаменем против большевиков. Крестьянство поддерживало большевиков лишь в самом начале гражданской войны в благодарность за прирезанные земли. Но как только большевики начали силой отбирать хлеб, взялось за оружие. Большевики не за рабочих, не за крестьян, Аничка. Большевики воюют за власть, и террор — их единственный союзник в этой войне против собственного народа.

— Россия — страна крестьянская, — сказал патологоанатом Голубков. — Мужик перестанет сеять хлеба больше, чем нужно на прокорм семьи и скотины, и что же тогда будут делать большевики?

— У меня перед вами преимущество двуличия, — усмехнулся Вересковский. — И в одной из них я — член большевистской партии. Власть скатилась в руки большевиков, как колобок, отсюда и полная неподготовленность их абсолютно случайного правительства, не имеющего никакой программы по крестьянскому вопросу. Сначала пытались подкупить их нарезкой помещичьих и государственных земель — мы уже говорили о результате. Тогда родилась идея создания сельских коммун, которые легко превратить в сельскохозяйственные концлагеря. Запретите им выход за территорию, лишите документов, и вы получите рабов, которые будут старательно поставлять вам пропитание.

— В крестьянской России?

— Да. Однако для этого сначала необходимо уничтожить наиболее активную и трудоспособную часть крестьянства. И начинается дикая агитация против невесть откуда появившегося кулака-мироеда. Он становится врагом Советской власти номер один еще в то время, когда в Средней Азии, на Кавказе и Дальнем Востоке идут бои. И раскулачиванием, заметьте, занимается Чека. И это самое Чека имеет право бессудного расстрела — человеческая жизнь решается «тройкой».

— Раскулачивание, — тихо сказала Анечка.

— Совершенно верно. На Дальнем Востоке чекисты окружали села и расстреливали каждого десятого. Я спросил у комиссара, что же они себе позволяют, и он объяснил, что у них директива на определенное число уничтоженных. А наша жизнь устроена так, что каждый стремится перевыполнить указание свыше. За это премия, почет и даже награды.

— Я же говорю — погружение, — проворчал Платон Несторович.

— Нет, дорогой Платон Несторович, — улыбнулся капитан. — Однажды вы нашли более точное определение этому парадоксу. Вы назвали его пятым пунктом диалектики отрицанием отрицания, и добавили, что Россия попала в колесо отрицания, которое будет истреблять ее, пока внешние и внутренние силы не остановят этого колеса. Первыми в это колесо попали партии — конкуренты. Эсеры, эсдеки, меньшевики, кадеты. Вторыми — офицеры и иные чины белых армий. Затем — дворянство вообще, как класс. Теперь — крестьянство, и тоже — как класс. Затем последует интеллигенция, поверьте. Уже сейчас ее стали заменять на узких специалистов, а к остальным приставили десятки надсмотрщиков. Тут и комиссары, и особо уполномоченные Совета Обороны, и явные и тайные агенты Чека. Уже отслеживается каждый их шаг, каждое решение, уже не вольны они ни в подборе помощников, ни в найме надежных советчиков.