Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания

В аду.

Все войны имеют свое начало и свой конец, свои утраты и свои приобретения, свою славу и свое бесславие. Все — том числе и гражданские, когда одна из сторон признает бессмысленность дальнейшего сопротивления и соглашается на условия победителя. Так было в Соединенных Штатах Америки, Финляндии, Испании. Со временем проходят обиды и несогласия, и дети победителей и побежденных ставят общие памятники отцам победителям и отцам побежденным. Памятники, а не концлагеря.

В России победители большевики построили концлагеря, старательно срыв все могилы погибших. В том числе и могилы тех, кто когда-то погиб под красными знаменами.

Нет, у нас была не гражданская война, а война на уничтожение, в которой невозможно никакое согласие ни при каких условиях. Война на уничтожение не знает пощады. Большевики воевали не против дворян, не против буржуазии, не против крестьянства. Они воевали против всех классов общества, то есть, против народа. В такой войне всегда существует враг, и поэтому наша гражданская война никогда не кончалась, взяв лишь короткий перерыв во время Великой Отечественной войны. Она продолжается и сегодня, она никак не может закончиться, потому что ее истинное содержание есть всего лишь ступень Отрицания, запущенного в действие большевистским переворотом 6 января 1918 года.

Павел Берестов, особо уполномоченный НКВД, был на отличном счету у командования. Разгромил несколько бандитских отрядов, жестоко и стремительно подавил мятеж в уезде, но Почетный Знак чекиста получил за быстрое подавление тамбовского мятежа

То было последнее крупное крестьянское восстание в центральной и практически уже большевистской России. Скорейшему подавлению его отводилась особая роль, почему командующим этим внутренним фронтом и был назначен один из самых талантливых и удачливых полководцев Красной Армии бывший лейб-гвардии поручик Тухачевский. А в помощь ему Чека отрядила прославившегося решительностью при подавлении мятежей и недовольства особо уполномоченного Павла Берестова.

— Ваше дело, товарищ командующий, громить вооруженные силы противника, — сказал, представившись, Павел. — Мое — подчищать тылы, чтобы гнили не осталось.

— Подчищать тылы можно только после разгрома вооруженных сил противника, — сухо ответил Командующий.

— Я буду делать это параллельно. Таковы данные мне полномочия ВЧК, товарищ командующий.

Тухачевский молча пожал плечами, и процедура представления особо уполномоченного на этом завершилась.

Гражданская война миновала Тамбовскую губернию. Села и города ее были нетронуты, жители и не слыхивали о налетах, расстрелах, грабежах и деятельности карательных органов. Они без колебаний признали Советскую власть, мирно трудились, собирали урожай, кряхтя, выдерживали наезды продотрядов, и все было спокойно.

Только остатки разгромленных в соседних губерниях отрядов отходили в ее леса, прятались в ее глухих деревнях, и уж чего-чего, а оружия у тамбовцев хватало. Его прятали в лесах откатившиеся сюда остатки банд, его — на всякий случай — прятали тамбовские фронтовики-крестьяне, его на окраинах губернии собирали мальчишки и прятали в своих захоронках.

Кряхтенье и ворчание миролюбивых тамбовских крестьян кончилось тогда, когда большевики вместо продотрядов, порою даже менявших хлеб на городские изделия — мануфактура, серпы, скобяные товары — была заменена продразверсткой. Объем этой дани определялся сельским советом, и большевики широко использовали его право определять, кому и сколько следует отдать хлеба, чтобы расколоть крестьянскую общину. Такая система картечью била по деревне, где страдали не только зажиточные, но и беднота, потому что чувство родства было основой сельской общины. Разори состоятельного крестьянина, и по миру вынужден будет пойти не он, а тот бедняк-родственник, которому он давал кров и работу.

Это была первая попытка расслоения крестьянства, до колхозов еще не додумались. А крестьянства, сплоченного общиной и церковью, большевики боялись. Три четверти населения России были неплохо вооружены и сражаться умели. Это власть чувствовала не только по Махновскому движению, это было занозой в самом сердце большевистского переворота, потому что как поступить с крестьянством, они не знали. Не было никакой крестьянской программы, когда большевики захватывали власть.