Анатолий Иванов - Повитель

Григорий услышал, как вскрикнула Аниска, видел, как испуганно привстала в телеге Анна. Понимая, что надо обороняться, Бородин торопливо стал разматывать с кулака вожжи, но только сильнее запутал руку. И опять услышал он над своим ухом:

— А-а… Сморчок склизлявый! Воспользовался, что баба с голоду подыхала, а теперь измываешься… Думаешь, не рассказали мне люди добрые…

И сильный удар в голову оглушил Григория. Он отлетел в сторону и ткнулся в мягкую, рыхлую землю. В противоположную сторону отпрянули испуганные лошади и понеслись, волоча за собой перевернутый плуг и Григория.

В первые секунды все растерянно смотрели вслед умчавшимся лошадям. Потом Аниска повернулась и глянула на Павла Туманова. Тот растерянно топтался на месте.

— Черт… Под лемех ведь может угодить…

Пронзительно вскрикнув, Аниска сорвалась с места.

Пробежала несколько шагов в ту сторону, куда умчались лошади, остановилась, оглянулась и опять побежала.

Анна соскочила с телеги и кинулась вслед за Аниской. Помедлив, туда же пошагал и Павел.

Григорий лежал в изодранной в лоскутья рубахе на хрупкой, проржавевшей за зиму стерне, странно скрючившись, раскинув в сторону руки. Одна из них была окровавлена, вожжи, сорвавшись, начисто сняли кожу с ладони и пальцев.

Но не это было самым страшным. В левом боку Григория зияла большая рваная рана, желтовато поблескивали оголенные ребра.

Случилось то, чего боялся Туманов, — Григорий попал под лемех…

Июльское солнце быстро поднималось над землей, обваривало травы, плавило стволы сосен. С самого утра небо от края до края затягивалось дрожащим грязноватым маревом.

Бородин возвращался в Локти из больницы вместе с Тихоном Ракитиным, ездившим в район по делам коммуны. Почти всю дорогу Григорий молчал, будто обиженный, поглядывая на небо, беспрерывно снимал с наголо остриженной головы фуражку и вытирал с лица выступавший пот.

— Что у вас там? — спросил он наконец.

— У кого это — «у вас»?

— Ну, вообще, в Локтях.

Они сидели в ходке спиной друг к другу, свесив ноги почти до земли, бороздя ими по пыльной придорожной траве.

— Разное в Локтях… У Андрея сынишка помер от дизентерии…

— Сам бы лучше изошел он… этим самым… — буркнул Григорий.

Тихон глянул на Бородина, усмехнулся:

— И откуда у тебя злость такая?! Ведь из могилы еле выкарабкался, радоваться надо.

Григорий ничего не ответил. Заговорил, только когда подъезжали к самой деревне.

— Как-то поживает Павлуха Туманов, крестный мой?

— Сам ты виноват, Григорий. Павлу ведь семью кормить надо, а ты землю вздумал отбирать…

— Пусть в коммуну шел бы, у вас земли много…

— Не хочет.

— Ну!.. Почему же?

— Не нравится, стало быть…

— Он же вроде активист.

Тихон, засунув под себя вожжи, молча достал кисет из кармана. Закурив, облокотился о колени и только тогда ответил:

— Ну так что? Коммуна, она, Григорий, и меня не совсем устраивает.

Бородин всем телом повернулся к Тихону.

— Тебя?! — ехидно спросил он.

— Меня… И других многих… Что ж? Переступили уж мы, понимаешь, через это. Сейчас вот, говорят, колхозы кое-где организуют. Не слыхал?

— Где мне? В больнице не просвещали. Да и не интересуюсь. — Но тут же спросил: — Это что же за колхозы?

— Не знаю точно. Веселов рассказывал, да я не понял толком. Говорит, на манер коммуны, только каждый может отдельное хозяйство держать для себя: коровенку там, овечек, птицу… Пожалуй, так-то с руки будет, а?

— Может, с руки, да поверят вам только дураки. — И добавил без всякой связи: — Если в Пашка Туманов… Андрюху Веселова, как меня, так засудили бы, наверно…

Ракитин бросил окурок.

— Что ж, подавай и ты в суд на Туманова, коли хочешь. Кто тебе заказывает? — И тряхнул вожжами.

Лошади побежали быстрее.

… Аниска встретила мужа молчаливо. Она понимала, что надо бы ей сейчас радоваться. Там, на поле, почти два месяца назад, когда Григорий лежал в стерне с окровавленным боком, шевельнулась в ее душе жалость к мужу. А вот сейчас, едва он переступил порог, вернулось к Аниске старое: казалось ей, стал сразу мир тесным, жестким, неуютным.

Чтобы скрыть свое замешательство, засуетилась она вокруг Григория:

— Сейчас… Сейчас я накормлю тебя… Снимай пиджак. Пропылился-то, господи. Давай встряхну. Выздоровел, слава богу…

— Не сучи языком, — нахмурился Григорий, опускаясь на стул. — Будто в самом деле рада!.. Сколь провалялся в больнице — хоть раз приехала бы проведать. Муж все-таки…