Анатолий Иванов - Повитель

— Стой! Стой, говорю! — рявкнул Григорий Бородин.

Анисья будто не слышала грозного окрика, продолжала идти. Тогда Бородин резко вскочил, сделал несколько шагов по комнате, схватил Анисью за плечо. Она повернулась к нему, спокойная и бледная.

Может быть, эта необычная бледность поразила Бородина? Или впервые заметил он на лице жены отсутствие страха? Но, словно обжегшись, Григорий Бородин сделал шаг назад и сжал кулаки.

— Ну, бей, бей, — тихо проговорила Анисья. — Бей сразу до смерти, чем тянуть жилы изо дня в день. Душегуб ты… Вот тебе весь мой ответ…

И вышла.

Григорий еще несколько минут постоял посреди комнаты. Был он похож в не заправленной в брюки рубахе на старый, подточенный червями гриб-сморчок. Покачавшись, вернулся к столу, пробормотал:

— Выпряглась, старая ведьма. Ан ничего, ничего, ничего…

И одну за другой выпил две рюмки.

Потом Григорий долго сидел, навалившись обеими руками на стол, и, закрыв глаза, что-то мычал. Наконец вскинул голову, посмотрел на Петра.

— Ты ведь сын мой, Петруха. Я тебе имя дал… — проговорил Григорий.

Откинувшись на спинку стула, Петр только повторил свой вопрос:

— Ну а дальше что?

— Запомни, что дальше… — И вдруг крикнул: — Настя!..

Настя Тимофеева встала и подошла к Григорию. Он угрюмо, тяжело процедил сквозь зубы:

— А о той не моги и думать… Не моги…

Голос Григория сорвался. Он был окончательно пьян. Настя Тимофеева закинула себе на плечи его руку.

— Отдыхать вам пора, Григорий Петрович, пойдемте.

— Пойдем, пойдем, — неожиданно согласился Бородин, опираясь на стул свободной рукой, поднялся. Настя повела, почти потащила его в другую комнату.

У порога он, ухватясь за косяк, обернулся, прохрипел:

— И не моги… И не моги, дьявол тебя в душу…

Сжав виски ладонями, Петр пытался сообразить, что же, собственно, происходит. Но мысли путались и ускользали.

Настя Тимофеева отвела Григория Бородина, вернулась и села за стол напротив. Петр долго смотрел на нее, не зная, что ему — говорить или просто встать и уйти. Щеки его горели, точно с них сдирали кожу.

Вдруг Настя вскочила, бросилась к Петру. Мягкие, тяжелые и горячие руки легли ему на плечи.

— Петенька, милый мой… Верней собаки буду, вот увидишь, не гони. Не верь, будто я гулящая… Петенька…

В первую секунду растерявшись, Петр не разбирал ее слов. Он чувствовал только, будто у его уха что-то громко хлопает, обдавая всю щеку горячим воздухом. Пытаясь отвернуться, он одновременно отталкивал Настю. Наконец встал и с силой отбросил ее от себя.

— Уйди… прочь… — проговорил он, задыхаясь.

Настя села у стены на лавку, заплакала. Петр брезгливо посмотрел на нее, взял бутылку и налил в стакан водки. Однако пить не стал.

— У тебя… хоть сколько-нибудь осталось… гордости? — медленно проговорил Петр.

— Осталось! — крикнула неожиданно звонким голосом Настя. — Думаешь, вот бессовестная, набиваться в жены пришла. Ну что ж, и пришла, смирила гордость… К другому бы не пошла. Как хочешь, так и суди…

Настя Тимофеева встала как ни в чем не бывало, прошлась по комняте, надела пальтишко. И уже насмешливо проговорила:

— Проводишь, может… Или боишься?

Петр не тронулся с места.

— Значит, боишься?

Из кухни вышла Анисья и встала между ними.

— Ложись спать, Петенька… А ты, бессовестная, иди домой.

— Моей совести, тетка Анисья, может, на весь колхоз хватит, — огрызнулась Настя.

— Куда ты его зовешь?

— Отведу за ворота и съем, — опять насмешливо проговорила Настя. Но тут же добавила: — Хотя и есть-то нечего, он у вас — ни рыба, ни мясо. Прощевайте пока…

Настя выбежала из комнаты, не закрыв за собой дверь. Еще раз дробно простучали по ступенькам крыльца Настины каблуки, скрипнула калитка. Облегченно вздохнув, Петр проговорил:

— Ты иди, мама. А я на крыльце посижу, остыну…

Выйдя из дома, Петр присел на лавочку, пристроенную у крыльца, посмотрел вперед. Над Локтями висела кромешная тьма. Ни огонька, ни звука. Даже озеро не всплескивало, будто застыло.

Потом неясно послышался где-то шум мотора, и Петр подумал: «Витькина машина».

С того дня, как они ездили в МТС за запасными частями, Петру с ним не пришлось больше поговорить. Виктор вечно куда-то спешил.

Еле слышный рокот мотора растаял в густой темноте. Машина проехала задами деревни. А может, это была вовсе и не Витькина машина…

Вдруг Петру захотелось пойти и взглянуть, не светится ли окно у Поленьки.

Раньше добраться до дома Веселовых было просто: перемахнуть небольшой пустырь — и все. Но с годами пустырь застроили, распахали под огороды. Теперь надо было обойти несколько домов, свернуть в переулок.