Впрочем, еще как минимум десятилетие граница не была закрыта накрепко, и связи с Россией не обрывались окончательно. Это было очень важно: не только потому, что отец еще какое-то время мог получать заказы в России, но прежде всего потому, что позволяло сохранять культурные контакты. Парланды были истинными российскими интеллигентами — трудолюбивыми, не очень преуспевающими, интересующимися литературой и искусством не в меньшей степени, чем своей профессией. Родители Генри прекрасно знали зарубежную литературу, прежде всего немецкую, но отдавали предпочтение русской реалистической прозе девятнадцатого века. Впрочем, и современники, особенно романтическое направление рубежа веков, вызывали их интерес. В семье поддерживалась традиция чтения вслух, литература не была просто досугом, а, скорее, неотъемлемой и важной частью повседневной жизни. Читали и мать, и отец, и сыновья унаследовали любовь к литературе и чувство слова: все они так или иначе отдали дань писательству.
Особое восхищение юного Генри вызывали точеная пушкинская проза и фантасмагорический полет воображения Гоголя. Но читательские интересы Генри Парланда шли значительно дальше круга семейного чтения: его привлекало все новое, он читал вдумчиво и серьезно, обладал прекрасным литературным вкусом и завидной эрудицией. Читательский диапазон его впечатляет: от русской литературы рубежа XX века до советских авторов, а также современная европейская литература — шведская, финская, немецкая, французская. Все это литературное многообразие не только жадно впитывалось начинающим писателем, но и подвергалось серьезному анализу, а далее находило отражение в его творчестве.
Генри был, несомненно, любимцем в семье. С раннего детства открылись разносторонние его дарования. Он стремился познать мир во всей его полноте и разнообразии, увлекался не только литературой, но и естествознанием: собирал бабочек, растения, наблюдал птиц, изучал подводный мир, а также проявлял явные инженерные способности и страсть ко всякой технике — от паровозов до электрических приборов. Он коллекционировал марки, весьма успешно занимался фотографией и с одинаковой основательностью постигал автомобильное дело и модные танцы. Но это не означало, что Генри хватался за все подряд — наоборот, с ранних лет его отличала редкая способность к самодисциплине, сосредоточенности, стремление к углубленным систематическим исследованиям.
Оказавшись волею судеб в Финляндии, Парланды попали в незнакомую языковую и культурную среду. Шведский язык по традиции был в Финляндии языком культуры, Генри Парланд начал учить его лишь в четырнадцать лет, но делал необыкновенные успехи и уже в последних классах школы начал писать стихи и прозу по-шведски. Его больше интересовала проза, но, когда он показал свои первые опусы известному поэту-модернисту Гуннару Бьёрлингу, тот, высоко оценив их художественные достоинства, посоветовал талантливому юноше сосредоточиться именно на поэзии.
В 1927 году по окончании гимназии Генри Парланд поступает на юридический факультет университета Хельсинки. Очевидно, на выбор рода занятий повлияли родители, стремившиеся дать сыну не только хорошее образование, но и профессию, которая бы обеспечивала ему в будущем надежный доход. Однако учеба мало увлекала юного студента. «Я изучаю юриспруденцию. Не могу сказать, чтобы этот предмет интересовал меня. Впрочем, и любой другой предмет также. Я изучаю юриспруденцию, потому что это позволит мне найти впоследствии хорошую работу и потому что человек должен иметь красивую этикетку, чтобы его уважали окружающие» — это признание героя одного из рассказов Парланда полностью соответствует позиции самого автора.
Несмотря на блестящие способности, Генри Парланд явно пренебрегал занятиями. Причиной тому было страстное увлечение литературой. Осенью 1927 года он знакомится с известными финско-шведскими поэтами-модернистами Гуннаром Бьёрлингом, Элмером Диктониусом и Раббе Энкелем, которые сразу признали в новичке исключительный поэтический дар и даже объявили молодого собрата по перу своей надеждой на будущее. «Думаю, что мы получили редкое драгоценное зерно, многообразную и многоликую личность», — признал Гуннар Бьёрлинг после первого знакомства с Парландом. Он же так описал молодого поэта: «Почитатель Диктониуса, скромный, уверенный, скорее ироничный, чем пафосный, и уж никоим образом не красногвардеец — образованный человек, прекрасный юноша».
Читать дальше