Уильям Бойд - Нутро любого человека

ЛМС подсчитал, что сможет с относительным удобством жить в „Пяти кипарисах“ на 2000 фунтов в год — и эта жизнь будет в любом случае куда более приятной, чем та, которую он вел бы на Тарпентин-лейн. В дальнейшем выяснилось, что сдавать „лачугу“ в июле-августе не составляет никакого труда — постояльцы возвращались сюда год за годом. Он завел кошку (чтобы справиться с водившимися в доме мышами), которую назвал „Ходжем“, и собаку (кобеля, на три четверти бигля, на одну спаниеля) — для охраны и для компании, — получившую, по очевидным причинам, имя „Боузер“.

Тихо обосновавшийся в „Пяти кипарисах“, ЛМС стал вскоре хорошо известен жителям Сент-Сабин. Близость деревни позволяла без труда добираться до нее пешком, что он часто и делал, придерживаясь того мнения, что прогулка — лучшее в его преклонные лета упражнение. По рыночным дням, то есть каждую среду, он приезжал туда на своей мотоциклетке и набивал седельные сумки провизией на всю следующую неделю.

ЛМС благоразумно дал понять местным жителям, что трудится над большим романом („Октет“), полагая, что это избавит его и от случайных визитеров, и от вопросов о том, чем он занимается. Его двоюродная сестра Люси Сансом каждый год, в конце мая, приезжала к ЛМС, чтобы провести с ним две недели отпуска. Она неизменно останавливалась в „лачуге“, и нередко эти двое в течение целого дня ни разу друг друга не видели, — пока не встречались перед ужином за аперитивом: ситуация, которую оба находили идеальной.

Несмотря на свое полу-затворничество, ЛМС быстро обзавелся обширным кругом французских знакомых, услужливых, всегда готовых прийти на помощь, в немалой мере облегчавших бережливую жизнь, которую он вел в сельской Франции.

Записи во французском дневнике делались от случая к случаю, они не датированы, порою создается впечатление, что проходили месяцы без появления новой. События, связанные с мадам Дюпети имели место в основном между 1986 и 1988 годами.

Из всей древесины, какую я сжигаю в моем очаге, хуже всего принимаются вишневые поленья. Крепкое вишневое полено сопротивляется пламени почти так же, как бетон. Следующим по невозгораемости стоят кедр, дуб и ильм. Замыкает перечень сосна, которая сгорает слишком быстро и оставляет массу пепла. Ни одна из этих пород искрами не плюется, зато акация совершенно ужасна. Вскоре после переезда сюда я совершил ошибку — разжег в очаге поленья акации. Когда они занялись, из очага понеслись такие звуки, точно в нем-то и находится центр Бейрута, — беспорядочная пальба. Потом оттуда полетели схожие с трассирующими пулями на излете маленькие угольки. В конце концов, мне пришлось вылить в очаг ведро воды, отчего комната наполнилась влажным серым дымом. Больше ни-ни.

Читаю „Аду“ Набокова: книгу местами блестящую, но вызывающую недоумение — впавшая в буйство idee fixe [232] Навязчивая мысль, идея ( франц .) — Прим. пер. , которая оставляет дружественно настроенного читателя плестись в ошеломлении где-то далеко позади. Должен сказать, что, как приверженец стиля — слово не очень верное, на деле тут просто должен стоять какой-то синоним индивидуальности, — ВН с его манерной искусностью, с нежеланием позволить спящему слову мирно спать и дальше, все больше и больше обретает в этой книге сходство с автором, скорее пораженным нервным тиком, чем наделенным естественным, индивидуальным голосом, пусть голос его и остается звучным и сочным. Нарочитое изобилие, украшения ради украшений понемногу начинают утомлять и тебя одолевает желание увидеть простое, изящное повествовательное предложение. Вот в этом-то вся и разница: в хорошей прозе точность должна неизменно торжествовать над украшательством. Намеренная усложненность это знак того, что стилист достиг фазы упадка. Нельзя каждый день питаться только икрой и паштетом из гусиной печенки: иногда все, чего жаждут твои вкусовые окончания, это простая тарелка чечевицы, пусть даже ее приходится добывать в Пюи.

Норберт отвез меня в ВсЛ [Вильнев-сюр-Ло], где Франсин с обычной ее бесстрастной учтивостью приняла меня в своей переполненной безделушками квартире. Мы выпили по стакану вина и прошли в спальню. Увы, я кончил всего через несколько секунд. Она омыла меня в биде — мне это всегда очень нравилось, — потом мы с полчаса пролежали в постели, ожидая, не встанет ли у меня снова. Не повезло, вследствие чего она перед моим уходом быстренько обслужила меня ртом. 500 франков — и каждый их медный сантим не потрачен впустую.