Катрин Панколь - Я была первой

Иногда ты даже разговаривал ее голосом…

Еще вчера, позвонив мне по телефону, ты неожи­данно взорвался, не смог с собой совладать, еще вче­ра ты задыхался, а сегодня – я это точно знала – ты уже забыл про вчерашний ужин, из-за которого вдруг перестал себя контролировать, утратил свою пресловутую выдержку и пустился бежать по городу.

Ты хотел вырваться из ее цепкий объятий.

Но всякая попытка бегства была обречена на провал, ибо, сам того не подозревая, ты тащил ее на своей спине.

Сидя у тебя на плечах, она отдавала приказания: возьми правее, теперь левее, вперед, назад. Она указывала тебе как любить, кого любить.

Чтобы ты никого не любил.

Когда ты смотрел на меня, за каждым твоим взглядом стояла она. Когда ты осыпал меня подарка­ми, знаками внимания, ты старался угодить именно ей. Но чтобы ты ни делал, ей все казалось мало, она была ненасытна.

Ты видел перед собою не меня.

В моем лице ты пытался ублажить свою мать.

Каждая новая женщина, каждая новая любовь бы­ла для тебя лишь попыткой вырваться из ее плена. Ты надеялся, что новое чувство позволит тебе от нее избавиться. Ты не мог любить никого, включая само­го себя: она не оставила места для другой, не давала тебе видеть, слышать, обонять.

– И она тебя выдерживает? Неужели ей это уда­ется? Неужели нашлась женщина, способная тебя выносить? – сказала высокая брюнетка в книжном магазине.

Выносить твою мать, тяжкой обузой повисшую у тебя на плечах, и этот странный любовный треу­гольник. Ее не устраивают твои девушки, тебя не устраивает все вокруг.

Ты из кожи вон лезешь, чтобы любить женщин точно так же, как мать любила тебя. Она прочно вбила тебе в голову, что ее любовь превыше всего.

Я не могу тебе этого сказать.

Не могу и все. Ты еще не готов такое услышать.

Ты открыл мою дверь, втолкнул меня внутрь.

Ты вертишься, суетишься, тщишься понять, поче­му я вдруг замкнулась в себе. Ты снуешь взад-вперед по комнате пружинистым шагом, резко разворачива­ешься, ходишь по кругу. Твои пальцы нервно тере­бят ремень, локти угрожающе раздвинуты в сторо­ны. Ты смотришь на меня неподвижным, недобрым, испытующим взглядом.

Рычишь:

– Ты всегда начеку, всегда настороже. В чем я про­винился на этот раз? Ну, говори же! Тебе не понрави­лось, что я поговорил с той девушкой в книжном? Это все из-за нее?

Я не могу тебе рассказать все, что увидела. Не могу и все.

– Опять я не прав? Да? Ты просто ищешь себе оп­равдание, ищешь повод, чтобы порвать, чтобы все сломать. Ну что, теперь ты довольна? Тебе не надо­ело начинать все сначала, губить всякую любовь, убивать любого, кто изнемогает от любви к тебе?

И вдруг меня словно холодный пот прошибает. Мне становится не по себе. А что, если все это подст­роено врагом? Что если я ошиблась? Может быть, я стала жертвой обмана, галлюцинации, заботливо по­досланной извечным врагом? Может быть, той эф­фектной сцены в ресторане не было вовсе, я ее просто выдумала?

Братик прав. Мы люди конченые, любить не спо­собны, нечего тешить себя иллюзиями.

И все-таки я была уверена, что видела ее своими глазами. Она, как злая колдунья, громоздилась на твоих плечах. Я могла бы припомнить все детали, из­ложить нашу встречу во всех подробностях, описать рисовую пудру, пятнами расплывшуюся по лицу, се­дые волосы, безукоризненную химическую завивку, крупные руки в перчатках, сумочку как у смотри­тельницы в городском саду, тяжелые опухшие ноги.

Я ее видела!

Я ее видела….

Я ее в самом деле видела, или же ее образ нарисовал мне коварный враг?

Ты понял, что попал в точку, и твое лихорадочное возбуждение как рукой сняло. Ты снова был спокой­ным и уверенным мужчиной, который любит меня и все сделает для моего исцеления. Заметив брешь, ты ринулся напролом.

А вдруг это враг?

Ты подходишь ко мне близко, прижимаешь к се­бе. Я еще не до конца остыла, но не противлюсь.

– Я буду сильнее тебя, сильнее судьбы! Позволь мне помочь тебе! Доверься мне!

Я припадаю к тебе, расслабляюсь. Твои слова ба­юкают меня, заглушая все подозрения, не позволяя сомнению заключить меня в холодные тиски. Мне вдруг захотелось плакать, заливая твою черную куртку солеными теплыми слезами. Я ощущаю себя слабой, усталой, потерянной. Так и хочется за кого-то ухватиться, но я стараюсь держать себя в руках. Плакать – слишком очевидное решение. К тому же я еще не вполне убедилась в своей неправоте. В кон­це концов, я веду расследование. Я при исполнении, плакать мне нельзя. Надо продолжать, собирать доказательства, улики, допрашивать свидетелей.