— Убирайтесь, убирайтесь вон, не нужен мне ваш уголь:
— Это не мой уголь, — ответил растерянный, взмокший от пота возница, не переставая хлестать скотину.
— Вот если бы сюда явилась дама из общества защиты животных!
Вот если бы сюда явился возчик и подсобил мне, — ответил мужчина.
Однако, увидев, что лошадь так и ко двинулась с моста, он прекратил избиение и погрузился в раздумье.
Задумалась и синьора. «Неправда, что рабство исчезло с лица земли, — думала она. — Лошадь — раба человека, а человек — раб своего ближнего, который сильнее его. Мы столько возмущаемся по поводу того, что человек, работающий физически, требует, чтобы ему платили больше, чем платят человеку умственного труда, а ведь это справедливое требование! Человек физического труда порабощен намного больше!»
И синьора принялась терпеливо ждать, покуда возчик разрешит стоящую перед ним проблему.
Наверно, он так никогда бы ее и не разрешил, так как в узком переулке не было далее места, чтобы развернуться и поехать обратно, но, к счастью, по соседней улице проезжал в это время другой возчик.
Хозяин бедной лошади бросился к нему, рассказал ему о своем несчастье, и, мигом поняв друг друга, они принялись за дело. Один тянул лошадь под уздцы, другой подталкивал по очереди то одно колесо, то другое.
Так они втащили повозку в сад, и синьора вспомнила, что и об этом она читала в какой-то книге: только человек может помочь человеку в тех случаях, когда нет надежды даже на бога.
Здесь начинается второе действие драмы.
Женщина и мужчина смотрели друг на друга. Возчик вытирал пот тыльной стороной ладони, и синьора тоже чувствовала себя утомленной: ведь она столько простояла на холодном северном ветру!
— Ну? — звонко сказала она. — Где будем сгружать уголь? Прямо здесь или свалите его в подвал через окно?
— Здесь, здесь, — ответил возчик. — У меня нет времени.
Но потом попросил показать ему подвальное окно.
— Обратите внимание, — заметила синьора. — В этом месте дорожка поворачивает, и проехать тут с повозкой будет не так-то просто. Прежде чем принять решение, внимательно осмотрите дорогу. Я люблю, чтобы во всем была ясность.
Возчик взглянул на место, где пересекались две довольно узкие дорожки: по одной из них он сейчас проехал, другая тянулась вдоль фасада дома и упиралась в главные ворота.
— Трудненько придется, — сказал он, обращаясь не к синьоре, а к перекрестку, образованному двумя дорожками. Однако отказываться ему не хотелось.
— Решайте.
Возчик прикидывал. По его расчетам, на разгрузку должно было уйти всего полчаса, но так как он был честен лишь наполовину, он сказал, что ему потребуется час.
— Эта работа будет стоить вам двадцать лир.
— Хорошо. Договорились. Но вы уж сдержите слово: час так час.
И синьора ушла по своим делам, возложив всю ответственность на возчика. Перед уходом она взглянула на часы. Было ровно десять.
Но прошло всего несколько минут, как она услышала гортанные выкрики возницы и поняла, что снова начались чудеса.
И в самом деле, когда она открыла окно, глазам ее представилось необычайное зрелище.
Повозка снова остановилась как раз в том месте, где перекрещивались две дорожки. Застывшая, неподвижная, словно закованная между двумя оглоблями, лошадь не желала сдвинуться с места. Она стояла как вкопанная, и глаза ее, прикрытые кожаными шорами, казались слепыми.
Возчик бился над нею и так и сяк, пуская в ход и ласку, и хитрость, и силу. Лошадь не двигалась. И помочь ему здесь не мог уже никто: ни бог, ни даже другой возчик.
И тогда он решил сгрузить уголь прямо там, где стояла повозка.
Прямо там? Как раз на том месте, которое отлично просматривается со стороны главных ворот? Разве это возможно? Ведь у ворот нередко останавливаются автомобили великосветских дам, которые наносят визиты синьоре поэтессе, словно она им ровня.
— Если вы не сгрузите уголь в подвал, я не заплачу вам ни гроша! — заявила синьора с холодной жестокостью деспота.
Возчик ничего не ответил: что ж, таков был уговор!
Но свою злость он сорвал на лошади. Это было нечто неописуемое!
Сделавшись вдруг удивительно легким и подвижным, возчик суетился вокруг лошади, то сгибаясь в три погибели, то подпрыгивая, как мячик. Он то гладил и умолял бедную скотину, то падал перед ней на колени, воздевая руки к небу, то пытался ей помочь, то хлестал ее кнутом до крови. При этом с уст его слетали страшные проклятия. Постепенно начала волноваться даже лошадь. Скованная своим тяжелым грузом, который привел ее на эту аллею, а теперь мешал проехать по ней, лошадь лягалась и ржала, и грива ее извивалась, словно клубок змей.
Читать дальше