И конечно, оставался секс. Ли срывала аплодисменты, бесконечные овации, летящие букеты и вызывала бурление в крови. Они трахались часами везде и повсюду. Падали друг на друга, как паралитики. Ли роняла Джона на пол в коридоре, становилась на колени на столе, усаживалась перед ним в кресле и начинала не спеша мастурбировать. А он смотрел и испытывал бесконечное восхищение. Ли постоянно до себя дотрагивалась — потирала соски, когда разговаривала по телефону, а когда читала газету или смотрела телевизор, ворошила волосы на лобке. Просто грелась на солнце, а руки блуждали по телу. Джон наблюдал, а когда наставало время, без слов дотрагивался пальцем до влажных ягодиц. И они сливались в едином сверкающем вихре.
Они уяснили истину, обычно доступную лишь одинокому, пристрастному к порнографии мужчине: утоление аппетита не ликвидирует голод, наоборот, обостряет его. Узнавание не ведет к пресыщению, но углубляет тайну. Джон от страсти сходил с ума. А Ли сияла, купалась в лучах славы, милостиво выходила на бис, отвешивала низкие поклоны и вполне наслаждалась его обожанием. Все шло хорошо.
По вечерам они принимали киношников, газетчиков, музыкантов, модельеров — народ, народ, народ.
Какой-то похожий отталкивающей внешностью на рептилию мужчина ущипнул Джона за шею и, зыркнув на Ли из-под дряблых, как мошонка, век, спросил:
— Не понимаю, что за хреновину вы с ней сотворили, но выглядит она потрясающе. Я знаю Ли многие годы, но никогда она не была так чертовски блистательна. Смотрю и чувствую, как набухает грыжа. Ей надо показаться в таком виде в Лос-Анджелесе — заработает на два миллиона больше. Зачем она связалась с этой театральной дешевкой? Поговорите с ней, Джон. Я бы таким договором подтерся.
— Ты с ней поговорил? — Стюарт поймал Джона на кухне. В доме присутствовали все персонажи действа под открытым небом в Глостершире. — Ты поговорил с ней о пьесе?
— Нет. С какой стати?
— Мы вскоре начинаем репетиции. Мне важно знать, она заглядывала в текст?
— Как будто бы читала. — Джон предпочел проявить лояльность.
— Хорошо. А то я наговаривал ей на автоответчик, а она так ни разу не отзвонила. К актерам не подступись, когда они учат текст или как там это у них называется. Может быть, я веду себя уж слишком как нянька. — Он взял с подноса поджаренный ломтик хлеба с икрой и щелчком отправил целиком в рот, как выпендреха мальчик из хора. — Мы можем как-нибудь поговорить подольше? Уютненький ленч или что-то в этом роде? Хочу просить у тебя совета, так сказать, о жизненных делах на художнический взгляд. Да и ленч — вещь небесприятная. — Он сбил с лацкана Джона воображаемую пылинку. — Твоя Ли, я смотрю, совсем изнежилась. Наверное, целые дни проводите в постели. Излизал с макушки до пят. Кончай. — Стюарт хихикнул. — Уж больно она для Антигоны сочна. А мне надо, чтобы выглядела загнанной и опустошенной. А то прямо какой-то фестиваль «Плейбоя». Пусть будет растрепанной, а не влюбленной.
В углу огромной гостиной стоял Оливер Худ и сверкал глазами на более богатого, более процветающего, но менее читаемого выходца из Калифорнии. Он походил на Хереворда Бдящего [59] Воспетый поэтами мститель-бунтарь. С его предполагаемой гибелью завершилось стихийное сопротивление Вильгельму Завоевателю.
в сражении при Гастингсе.
— Вы ангел, что все это терпите. Всех этих лицемеров у своего очага. — Он потрепал Джона по плечу. — Прихлопните их величайшим успехом. Я уверен, Ли уже по уши погрузилась в Софокла. Господи, как я ей завидую! Представьте, какой восторг должна вызывать первая встреча с фиванцами, если за плечами опыт взрослой жизни! Полное восхищение! Вот проблема классического либерального образования: поглощаешь литературу огромными порциями и слишком рано, когда еще незрел и не в состоянии понять и оценить. Я только что от министра образования. Славный парень, но краснокирпичник [60] Выпускник одного из «новых», основанных в конце XIX — начале XX в. университетов.
и с примитивными вкусами. Я ему говорю: «Дейв, дорогой, вы должны убрать из программ трагедии и сонеты. Пусть на здоровье разбирают комедии, „Двенадцатую ночь“, „Господ из Вероны“, удовлетворяют аппетит к романтическому. Но ради Всевышнего оставьте в покое Принца Датского, не трогайте Просперо, пусть ребята проникнутся к ним благоговейным трепетом, когда возмужают. Они вас потом поблагодарят и наградят титулом человека, который понимает, что в нашем мире все имеет свое время».
Читать дальше