Адриан Гилл - Поцелуй богов

— Он ушлый. И просил оказать на тебя влияние.

— Решил, что немного содомского греха не повредит. Сейчас он на взлете и, говорят, может стать самым лучшим.

— А что за проект, если не секрет?

Ли немного помолчала.

— Заманчивый. Классика. Именно то, что я искала. Понимаешь, я никогда не играла в театре — то, что пижон Гилберт называет настоящей игрой. Эта штука пугает меня до жути, но она существует, а я ее не пробовала. Люди, которые считают, что театр — это сраная вершина любого дерьма на свете, — компашка зацикленных. Но тем не менее я хочу попробовать, чтобы заявить им: не выпендривайтесь, ничего тут нет особенного, у меня все получилось. И еще, мой отец мечтал о классике. О всяких таких художественных штучках. Но так до них и не дошел. Работал только с водевилями и на телевидении. Представляешь, он декламировал мне на ночь из Фальстафа. — Ли улыбнулась своему отражению в окне и вместе с воспоминаниями выдула тонкую струйку дыма.

— И что именно?

— Что именно из Фальстафа? Господи, разве я помню! Пиво и киски — и отец, и Фальстаф, они оба этим увлекались.

— Да нет, из классики. Что тебе предложили?

— «Антигону».

Греческое имя буквально оглоушило.

— «Антигону»? — переспросил Джон, пытаясь говорить ровным голосом.

Ли недоверчиво хмыкнула.

— Ты что, ее знаешь?

— Конечно. То есть я хотел сказать, что играл в школе. Хора.

— И что?

— Что «и что»?

— Как ты думаешь, роль для меня подходящая?

— Антигоны?

— Кого же еще? Не занюханной же служанки. Естественно, Антигоны.

Правильным ответом было бы «да» с восхищенным возгласом или еще лучше — категорическое «да» с двумя восхищенными возгласами. Или что-нибудь вроде: Софокл имел тебя в виду, когда писал трагедию, — но без восхищенного возгласа. Однако Джон совершил ошибку, типичную для людей, которые впервые сталкиваются с прославленными кинозвездами. Такие люди полагают, что окруженные поддакивалами, лизоблюдами и обожателями знаменитости могут оценить честный, критический ответ. И не учитывают, что подхалимство — одно из наиболее ценных и неуловимых завоеваний славы.

— Антигона очень юна, — сказал он.

Ответ получился не просто неправильным. Он был самым неправильным из всех возможных.

Плечи Ли развернулись, она отодвинулась в самый дальний угол сиденья и вращала грудью, словно крейсер башенными орудиями.

— А мне, черт побери, по-твоему, сколько лет? И каких древних старух положено играть? Мне, слава Богу, всего тридцать четыре. — Это было почти истиной. С десятипроцентной погрешностью, что являлось вполне допустимой ошибкой, судя по большинству популярных киношных статей. — Надеюсь, я еще не выгляжу так, чтобы рекламировать жилплощадь в Аризоне.

В мареве проносящихся фонарей Джон заметил, как окаменело ее лицо. И почувствовал, что ему отказано в теплоте доброжелательности — почти услышал, как захлопнулись металлические ставни. И все-таки Ли казалась по-прежнему красивой, и Джон понял, что готов сказать все, что угодно, лишь бы вернуть теплоту, — пожертвовать критикой и откровенностью, если такова плата за улыбку.

Он бурно пошел на попятную:

— Я давно ее не перечитывал, а ты можешь сыграть кого угодно. Потому что ты великая актриса. Не могу сказать, что много знаю о театре. Но «Антигона» — грандиозная пьеса, а ты чрезвычайно популярна. Когда ты пела, все были просто зачарованы. А ведь герой этой песни — мальчик. Ты можешь декламировать телефонную книгу, как Ширли Темпл [21] Настоящее имя Ширли Темпл Блэк (р. 1928) — американская актриса, позже государственный деятель. , а люди все равно будут выстраиваться в очередь, чтобы тебя послушать.

— Хорошо. — Крупный калибр отвернул в сторону. — Хорошо, Джон, но тебе следует меня поддерживать, если мы собираемся оставаться друзьями. — Ли сплела пальцы с его пальцами. — А если хотим оставаться больше чем друзьями, ты должен быть на сто процентов на моей стороне. Мой бизнес очень ненадежный. Слишком уж много кретинов. — Она произнесла это слово так, будто все они проживали на Крите. — Только и ждут, чтобы я провалилась. Мне требуется много положительных эмоций. Допустим, ты написал плохое стихотворение — кто об этом узнает? Кому какое дело? Но если я позабуду строку, об этом раскричатся газеты по всему миру. Понимаешь?

Джон понимал. Ему предъявляли на прочтение договор — условия найма. Он наклонился и поцеловал ее в шею. Поцелуем, который выражал приниженность, обожание — апостольским поцелуем. Он поцеловал урну для голосования, помеченную словом «да». Шея пахла янтарем, мимозой и ладаном.