Фабио Джеда - И в море водятся крокодилы

До меня не сразу дошло, что происходит, но от кока-колы никогда не стоит отказываться, поэтому я открыл банку и выпил ее, размышляя, какой же странный этот тип: сначала рассердился, а затем принес мне банку колы в подарок. Или нет? В общем, когда мы подъезжали к очередной станции — я сидел все там же и потягивал кока-колу, — я снова вырос перед ним, сама невинность, и сказал: «Please Rome, please Rome». И только тогда он догадался: Рим. Не rum. Рим.

Он кивнул.

И жестами принялся объяснять мне, что он тоже едет в Рим, и что на центральном вокзале — он называется Термини — мы сойдем оба, и что я могу не беспокоиться, потому что это конечная остановка. Итак, мы оба вышли из поезда в Риме. На платформе он пожал мне руку, этот полный господин, и сказал: «Bye bye». Я ответил: «Bye bye». И мы разошлись.

Площадь перед вокзалом была буквально забита машинами, людьми, автобусами. Я обошел все желтые указатели, прежде чем отыскал номер 175. Я знал, что мне надо ехать до конечной остановки.

Уже в темноте я добрался до Остиенсе. Вокруг меня была куча народу, из тех, кого вы зовете бродягами, а я называю бедолагами, но ни единого афганца. Затем я увидел длинную шеренгу людей, выстроившуюся вдоль стены, и там, там я нашел афганцев. Я встал в очередь рядом с ними. Они объяснили мне, что ждут, когда начнут раздавать еду, а занимаются этим монахи из какого-то монастыря, и что, если ты попросишь, они тебе дадут еще и одеяло, чтобы укрыться, и картон, чтобы устроить себе место для сна.

— Ты голоден? — спросил монах, когда очередь дошла до меня.

Я представил, что бы он мог меня спросить, и кивком головы подтвердил — да. Он дал мне два панино и два яблока, вот так.

— Как ты находишь место, где хотел бы остаться, Энайат? Как ты отличаешь его от других?

— Мне не хочется оттуда уезжать — так я его и узнаю. Разумеется, вовсе не потому, что это место какое-то идеальное. Идеальных мест не существует. Но есть места, где тебе, по крайней мере, никто не пытается сделать плохо.

— Если бы ты не обосновался в Италии, если бы ты решил ехать дальше, куда бы ты отправился?

— Не знаю. В Париж, наверное.

— А в Париже тоже есть место наподобие Остиенсе?

— Да, если не ошибаюсь, какой-то мост. Сейчас я уж и не вспомню какой, но до него можно доехать на автобусе. Я даже знал номер этого автобуса. Но сейчас, к счастью, уже забыл его.

У меня в кармане лежали двести евро, сбережения, сделанные в Греции. Мне нужно было быстро решать, что делать дальше. А вдруг у меня появится необходимость оплатить билет или что-то в этом роде? Я ведь не мог надеяться, что деньги начнут размножаться у меня в кармане, как популяция животных, верно? Именно в такие моменты ты начинаешь давать своему будущему странные имена, а мое будущее звалось Пайам.

Как я уже говорил, я знал, что Пайам в Италии, но не знал, где точно, а поскольку в Италии живет куча народу, мне нужно было хорошенько попотеть, чтобы его найти. Короче, я принялся искать его, называл его имя всем, и, всех замучив, однажды я встретил одного молодого человека, который сказал мне, что у него есть друг, живущий теперь в Англии, и что, кажется, он упоминал о парне с таким именем: он познакомился с ним в лагере беженцев в Кротоне, в Калабрии. Разумеется, это мог быть совершенно другой Пайам, ведь мой друг не единственный, кто носит такое имя.

Мы позвонили в Лондон другу того молодого человека, нашедшему работу в каком-то баре.

— У меня есть номер мобильного телефона Пайама, могу дать, если хочешь, — сообщил он.

— Ну, конечно! — ответил я. — А ты не знаешь, где он живет?

— В Турине.

Я записал номер на каком-то листочке и набрал его, даже не выходя из телефонной кабинки.

— Алло?

— Да. Алло! Могу я поговорить с Пайамом?

— Это я. Кто это?

— Энайатолла Акбари. Из Навы.

Молчание.

— Алло! — повторил я.

— Да, я тебя слушаю.

— Это Энайатолла Акбари. Из Навы.

— Я понял. Но это невозможно.

— Это ты, Пайам?

— Да, я Пайам. Это правда ты, Энайатолла? Откуда ты звонишь?

— Из Рима.

— Это невозможно!

— Почему невозможно-то?

— Как ты очутился в Италии?

— Ну вот еще! Это как ты очутился в Италии?

Пайам долго не мог поверить, что это я. Задавал мне каверзные вопросы о нашем селении, о моих родителях и своих. Я ответил на все. Наконец он сказал:

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю.

— Ну, тогда приезжай в Турин, — предложил он.

Мы попрощались, и я отправился на вокзал Термини, чтобы сесть в поезд. Именно тогда, насколько я помню, я выучил первое свое итальянское слово. Я попросил одного афганца, уже жившего какое-то время в Италии и неплохо выучившего язык, проводить меня, помочь купить билет и найти нужный поезд. Он зашел со мной в вагон, огляделся, выбрал одну синьору приятной наружности и заговорил с ней. Он ей сказал: «Ему нужно выйти в Турине». Потом объяснил мне: «Выйти. Помнишь иранское выражение „фи тих“, „в лабиринте“? Оно звучит похоже». Я это запомнил и даже сумел произнести «фийти Турин, фийти Турин», чтобы не вышло такого конфуза, как с Римом.