Фабио Джеда - И в море водятся крокодилы

Уже вечером мы решили рискнуть. Сели в метро. Каждые четыре остановки выходили и смотрели, где мы. Потом снова спускались и ехали дальше в том же направлении. После третьего захода, выскочив на улицу, мы очутились в большом парке, где гуляли толпы людей и шел какой-то концерт, да, концерт прямо в парке, который, если я не путаю, называется Дикастирион.

Смешаться с толпой — это неплохо, если тебе совершенно нечем заняться. И там мы услышали афганскую речь. Пошли туда, откуда она доносилась, и оказались в центре группы мальчишек, примерно нашего возраста, некоторые даже постарше: они играли в футбол. Вот тебе хороший совет: если когда-нибудь тебе придется вести жизнь нелегала, ищи парки, в парках всегда можно найти что-нибудь полезное.

Мы думали, что вечером эти ребята соберутся домой, тогда мы попросили бы их приютить нас и накормить, тем более что после игры в футбол мы немного подружились. Но с наступлением темноты мы увидели, как сначала один, затем другой, а следом и все остальные идут к деревьям и достают спрятанные под ними картонные коробки. Короче, парк и был их домом. Но мы были голодны, как всегда бывает, когда не ешь уже много часов.

Тогда мы спросили, нет ли поблизости афганского ресторана, где нам дали бы поесть?

— Слушай, ну мы же не в Кабуле. Мы в Греции. В Афинах.

— Спасибо, что напомнили!

Парк был их домом. Стал и нашим. Утром мы проснулись рано, около пяти. Кто-то подсказал название церкви, где нас могли накормить завтраком. Мы пошли туда, и нам дали йогурт и хлеб. На обед можно было пойти в другую церковь. Но там священники разместили ряд Библий на всех языках — на моем тоже — на виду, около входа, и ты должен был прочитать одну страницу из нее, иначе тебе еды не дадут.

Я подумал: да ни за что в жизни! Я лучше от голода умру, чем буду читать Библию, чтобы получить еду. Так думал я в приступе гордости.

Только вскоре мой живот начал громко напоминать о себе, громче, чем гордость. Черт бы побрал эту гордость! Я погулял еще с полчаса, пытаясь сопротивляться, до тех пор, пока мне не показалось, что мне в желудок начали вкручивать штопор. Тогда я подошел, сделал вид, что читаю, стоял перед Библией на моем языке, разглядывая страницу некоторое время, достаточное, как мне показалось, чтобы служители увидели меня. Потом я вошел внутрь.

Я съел хлеб и йогурт. Как утром на завтрак.

— Вам повезло вчера вечером, — сказал мой сосед.

Джамаль пытался выклянчить у священников, или монахов, или кто они там были, еще один кусок хлеба. Я вылизывал донышко моей чашки с йогуртом.

— Почему?

— Потому что ничего не случилось.

Я перестал вылизывать.

— В каком смысле ничего?

— Полиции не было, например. Иногда приезжает полиция и избивает всех, кто попадется.

— Арестовывает?

— Нет. Только избивает. Ногами. Избивает ногами и прогоняет.

— Куда?

— Куда хочешь. Это просто чтобы сделать нашу жизнь хуже, чем она есть. Мне кажется, они для этого так делают.

— Угу.

— Но есть не только полиция, — продолжал парень.

— А кто еще?

— Взрослые. Мужчины. Которые гуляют с мальчиками.

— Где гуляют?

— Мужчины, которым нравятся мальчики.

— Серьезно?

— Серьезно.

Вечером мы с Джамалем искали самый темный и потайной угол во всем парке, чтобы устроиться как можно безопаснее, впрочем, на безопасность, если ты вынужден спать в парке, рассчитывать не приходится.

Самым невероятным событием, в котором мне довелось участвовать тем летом в Афинах, четвертым с тех пор, как я покинул дом, Наву, Афганистан, были, если произносить по-гречески, Αγωνεζ τηζ XXVIII Ολυμωιαδαζ, то есть Двадцать восьмые (ты только прислушайся!) Олимпийские игры — Athens-2004. Нам улыбнулась удача — мне и всем нелегалам, находившимся в Афинах в это время, — и заключалась она в том, что огромное количество треков, бассейнов, стадионов, спортивных комплексов и всего остального незадолго до начала соревнований было еще не достроено. В общем, в городе не хватало чернорабочих, и в такой ситуации, дабы не ударить в грязь лицом перед всем миром, даже полиция нас решила не трогать.

Время от времени мигранты становятся секретным оружием.

Я не знал, что скоро начнется Олимпиада.

Я узнал об этом после того, как пошел с другими афганскими мальчиками на маленькую площадь, где, как мне говорили, можно найти работу, и меня подобрала машина и отвезла на олимпийский стадион. Там я понял, что, если захочу, смогу работать целых два месяца, каждый день, включая субботы и воскресенья. Кроме того, работа была организована очень хорошо. Обязанности распределялись в зависимости от возраста. Я, например, должен был всего лишь держать в руках саженцы для аллей, пока другие выкапывали ямы, чтобы посадить их. Вечером тебе платили наличными сорок пять евро. Великолепная зарплата, для меня по крайней мере.