Всеволод Бенигсен - ПЗХФЧЩ!

На таком печальном фоне Глебов-младший с письмами от Наташки сильно выигрывал. И потому, вернувшись домой, твердо решил на ней жениться. Девушка, столь верно ждущая молодого солдата, который мало того, что не является ее женихом, а и вообще ее парнем, по мнению Глебова, заслуживала быть взятой в жены. Первой красавицей она не была, но ведь и Глебова с Аленом Делоном не путали.

Свадьбу сыграли скромную, но приличную. То есть без поножовщины. Если не считать небольшой ссоры, в результате которой армейский кореш Глебова потерял ухо. Его ему отрезал кухонным ножом впавший в белую горячку и умерший на следующий день после свадьбы сторож Гога. Гога был человеком неплохим. Правда, вспыльчивым. Даже чересчур. Так что в общем и целом его смерть никого не огорчила. В отличие от отрезанного уха, которое долго искали, но так и не нашли. Было подозрение, что оно случайно упало на тарелку к электрику Калугину, который его, видимо, и съел, поскольку всегда отличался прожорливой неразборчивостью в еде, особенно в нетрезвом виде. Но сам Калугин клялся, что ухо не ел, и даже демонстративно совал два пальца в рот, как бы приглашая окружающих самим изучить содержимое его желудка. Но его от этого безобразия удержали, сказав, что если надо будет, ему скорее живот вспорют, чем в блевотине его рыться будут.

Несмотря на потерянное ухо, армейский дружок зла ни на кого не держал и, уезжая, долго мял в своих объятиях Глебова и прижимался к груди последнего своей перебинтованной головой а-ля Ван Гог. Благодарил за приглашение и говорил, что свадьба удалась, что он давно так не веселился и что, слава богу, будет что вспомнить.

— Главное, чтоб было чем вспоминать, — пошутил Глебов, как бы намекая на то, что как бы на следующей свадьбе приятелю не отрезали целиком голову.

А после свадьбы начались будни, и все закрутилось, как и должно было закрутиться: будильник на семь утра, ежедневная работа на автобазе, дочка Анютка, покупка машины, получение квартиры, отпуск в Крыму, сын Ванька и так далее. День за днем, неделя за неделей, год за годом. Анюта училась в школе, Ванька учился ходить, Наташа полнела, Глебов-младший взрослел, Глебов-старший старел. Хотя казалось, что ничего не меняется. Что время застыло, свалявшись в какой-то неподвижный колтун из прошлого, настоящего и будущего. Еще вчера за прогулянный урок тебя ругала мама, а сегодня за то же ты ругаешь дочку. Еще вчера жизнь казалась конченной и бессмысленной, потому что девочка из параллельного класса отказалась с тобой пойти в кино, а сегодня ты отмахиваешься от вопросов о смысле бытия, как от надоедливой мухи. Еще вчера казалось, что жить ты будешь вечно, а сегодня ты знаешь, что так оно и будет, только время увековечит тебя не в юном возрасте, а вот в этом, нынешнем.

Время — хитрая штука. Оно оберегает наш мозг от своей скоротечности. Оно прячется от наших глаз, растворяясь в тысячах бытовых мелочей. А пойманное за хвост, выскальзывает из наших нерасторопных рук со смехом: ну что ты! какие перемены? Разве ты чем-то отличаешься от себя самого два часа назад? Или даже день назад? Или даже месяц? А?

Мы смущенно глядим на себя в зеркало изо дня в день и не видим никаких перемен. Хотя ведь точно знаем, что они есть! Не может не быть! Но, чертыхнувшись, живем дальше. И только когда попадется на глаза старая фотография или встретится бывший одноклассник, останавливаемся в недоумении: неужели и я старею? А потом что? Умру?! То есть как это? Был, был и нету? Да. Был, был и нету. И только блеснет на прощание своим русалочьим хвостом время и исчезнет навсегда. Правда, на самом деле оно никуда не исчезнет, потому что исчезнем мы. Оно-то как раз останется.

Глебов не разглядывал старые фотоснимки, да и вообще был равнодушен к фотографии. Все фотоальбомное богатство хранилось в старом школьном ранце под кроватью. Ни он, ни жена туда не заглядывали. А бывшие одноклассники не изумляли Глебова своими внешними переменами, так как большинство из них он видел каждый день на заводе и, стало быть, не мог зафиксировать мало-мальски серьезное изменение.

И так уж вышло, что смерть отца стала тем самым событием, которое разбудило в нем какую-то доселе дремавшую область души. Ни дедушек, ни бабушек он в живых не застал, а стало быть, отец был единственной или, точнее сказать, последней преградой между ним и вечностью. Теперь эта преграда исчезла, и вечность, хищно облизнувшись, посмотрела ему в глаза. Это не значит, что мосле похорон Глебов-младший вдруг взял и как-то задумался о прожитых годах или каком-то там смысле бытия. Он по-прежнему вставал в семь утра и шел на завод. Вечером смотрел телевизор. Иногда играл во дворе в шахматы с приятелями. Планировал отпуск (правда, теперь уже без Анюты, которая выросла настолько, что предпочитала проводить лето в компании подруг и друзей). Но все же какой-то сдвиг внутри него произошел. Иначе как объяснить ту странную череду событий, приключившихся с ним после смерти отца и послуживших причиной для нашего рассказа?