Жан Пелегри - Лошадь в городе

— Все это так, совпадает с вашими прежними заявлениями, и ваш товарищ, Альбер, подтверждает это в своих свидетельских показаниях. Но почему же вы в таком случае не выполнили своего намерения — почему бы вам не уехать сразу? Не было ничего проще.

В городе, мосье, ничего нельзя знать заранее. Перед получкой, тогда же, когда и лошадь, я нашел ту, которую, быть может, и ждал у окна кафе, ту, которая должна была появиться, Элиану. Словно так было предназначено — я встретил ее как-то вечером на большом мосту, посреди города, среди тысяч машин, среди домов.

Освещенная фарами машин, спрятавшись под капюшон своего пальто, за очки, она шла быстро, ничего не видя вокруг. Но когда поравнялась со мной, подняла глаза. Она с улыбкой взглянула на меня — я в этом уверен, — и мне захотелось пойти за ней следом, заговорить. В эту минуту, мосье, я услышал неподалеку на улице какое-то гудение — то ли помпа, то ли большая труба, какой-то звук, похожий на зов пожарного рожка. И вместо того, чтобы догнать ее, я побежал посмотреть, что там такое. Огня было не видать, не было ни разбитой машины, ни аварии. Я шел на звук, как идут ка шум реки. Чем ближе, тем больше это походило на жалобный вопль. Наконец, я нашел. Звук исходил из коробки, укрепленной на столбике. Я прочел, что это вызов полиции. За стеклом был телефон. Несколько человек стояло вокруг, они, как и я, смотрели и ждали, когда жалоба умолкнет.

— Если бы вы так поступили, вы сейчас были бы на свободе. Понимаете, на свободе.

В эту минуту подошел полицейский и велел нам разойтись. Когда он открыл стеклянную дверцу, чтобы взять трубку, звук умолк. И мы все почувствовали облегчение, словно у постели больного, который пришел в себя. Все вдруг точно очнулись и пошли кто куда, по своим делам. А я побежал к мосту. Хотел ее догнать. Я искал ее на всех улицах, искал и в следующие дни. Напрасно. В тот вечер, мосье, пойдя на этот звук, я ее потерял.

— В ваших прежних показаниях вы утверждали, если я не ошибаюсь, что познакомились с этой Элианой на предприятии, где работали. Так что же правда, что же соответствует истине?

Когда ищешь, мосье, всегда приходится сделать круг. Я в поисках Элианы сделал большой круг. Я искал ее повсюду, как потерянную иголку. Я ждал ее. И в итоге нашел совсем рядом. Благодаря Альберу. Он, по своей привычке командовать мной, послал меня как-то отнести документы в подвал. Я должен был постучаться в дверь с надписью «Архив» и отдать пакет той женщине, которая сидит за столом.

Я спустился туда в обеденный перерыв. В конце коридора, под лестницей, постучал в дверь, раз, другой, потом вошел. Точно в пещеру — окна в комнате не было, стояла мертвая тишина. В глубине я увидел стол с зажженной лампой. Я подумал, что та, которая работает в этом подвале, должно быть, пошла в столовую. Я положил пакет на стол и стал бродить между доходившими доверху полками, где стояли папки с завязками. Меня не оставляло ощущение, что я в пещере, в укрытии, сам не знаю почему. Торопиться мне было некуда, я сел возле стены и, наверно, уснул. Я даже не слышал, мосье, как отворилась дверь, как она вошла. Я только услышал крик и увидел где-то между полками ноги, юбку. Это была Элиана.

— Итак, чтобы облегчить задачу секретаря, будем считать установленным, что вы познакомились с ней на работе, и перейдем к тому, что произошло потом.

Потом, мосье, она рассказала мне, что в тот день, услышав шорох, чуть не убежала. Подумала, это крыса. Я ответил, что, может, я и есть крыса. Она рассмеялась и сказала: «Значит, молодой человек разглядывал ножки девицы и молчал. Так ведь?» Я должен еще сказать, что в тот день она была в своей яркой клетчатой юбке, в шотландской юбке, и что она мне ответила «порядок, порядок» — она повторяла это слово по любому поводу: когда подсчитывала, сколько денег в сумке, когда проверяла, хорошо ли начищены кастрюли, когда получала счет за покупки. В тот день она повторила мне свой «порядок» два раза, с серьезным лицом, как девочка, которая играет. Потом, переменив тему, рассказала, что это место на заводе принадлежит ей, ей одной, и что обычно она не позволяет никому сюда заходить, разве только иногда своей подружке. «Это девушка, которая рта открыть не смеет, всего боится, на все соглашается. А я учу ее бунтовать». Я спросил — против кого. Она ответила: «Против Иерархии». Объясняя мне все это, она, словно происходящее ее необыкновенно забавляло, порылась в своем шкафу и вытащила мешок с крупными орехами.

— Ее фамилия Дюшмен, не так ли?