Эли Бар-Яалом - Нора

— Теперь ты понимаешь, почему бывает трудно знакомиться? — спросил Володя шепотом.

Он не был уверен, что Руэл поймет. Но тот кивнул.

Сто первый километр. Первый привал на долгом пути из Эйлата в Йокнеам, на север. Два автобуса, арендованные фирмой, отдыхают у ворот. Девушки пользуются удобствами. Желающим предоставляется обед (желающих где-то треть). Прочие гуляют, рассматривая скульптуры из металлолома и живой уголок. В живом уголке — достопримечательность мирового уровня: красная корова, первая за две тысячи лет. Ее показывали по всем телепрограммам: еврейская традиция утверждает, что рождение красной коровы предвещает приход Спасителя и конец света (религиозные евреи ждут — не дождутся конца света; он — счастливый конец). Володя взглянул краем глаза: корова как корова.

Вернувшиеся с прогулки инженеры сидели в кафе-беседке и обсуждали мировые проблемы. С красной коровы перешли на другие глобальные явления, все, как одно, указывающие на близкое светопреставление.

— А вы читали Фрэнсиса Фукуяму? — спросил рыжий электронщик Ярон.

— Я читаю только двоичный код, — ответил микропрограммист Давид. (Хохот за столом).

— Я серьезно. Это такой историк, он говорит, что в нашем поколении история кончается.

Гила из отдела кадров хмыкнула:

— А дальше что будет, география? (Хохот за столом).

— Дальше не будет ничего интересного. Это Фукуяма так утверждает, — сказал Ярон.

— Этот ваш Фудзияма ничего не понимает, — возразил алгоритмист Менаше. Он был в черной ермолке- кипе , и из-под его футболки торчали кисточки- цицит . — Все, о чем он говорит, предсказано в священных книгах. Просто скоро придет Мессия, и мы видим признаки его приближения. — Хохот за столом. — Да нет, он правда придет, вы увидите!

— А как это отразится на бирже? — спросил толстый завлаб Гавриэль.

Руэл, вместе с Володей прислушивавшийся к разговору, вдруг подал голос.

— По этому поводу есть старая история. Один богатый еврей спросил Гершелэ из Острополя, как, по его мнению, приход Мессии отразится на его богатстве, ведь после конца света не будет денег. Гершелэ ответил: «Бог наших предков, который спас нас от фараона, от Амана, от Римской империи и от погромов, спасет тебя и от Мессии!».

За столом раздался не то, чтобы хохот, а скорее смех — не оглушительный, но несомненный. Люди смеялись и размышляли. Разговор прекратился, нo настроение было хорошее. Довольный Руэл прислонился к спинке деревянного стула и повернулся к Володе:

— Так о чем мы разговаривали?

Володя не помнил, о чем.

— Знаешь, Руэл, я не знаю, кто такой Фукуяма и что он пишет, но, по-моему, история действительно кончается.

— С чего вдруг?

— Посмотри, как стремительно все меняется вокруг. Вот, технологическое развитие, например: сто лет назад еще жили так же, как двести лет назад.

— Ну, не совсем…

— Нет, Руэл, я знаю, что был технический прогресс, нo согласись, что скорость увеличивается. Скоро технология будет устаревать еще до того, как ее начнут претворять в жизнь.

— Я думаю, Володья , что до этого еще далеко. Ты мне сейчас скажешь, что все закончится к 2000 году, как пишут в журналах.

— К 2000, может, и не закончится, нo продержится немногим дольше. Посмотри, Руэл, воевать тоже стало невозможно: на обеих сторонах репортеры с камерами, у солдат сотовые телефоны, Интернет повсюду…

— Может, научатся жить в мире?

— Для этого технологии недостаточно.

Володе, отчего-то, захотелось поделиться с Руэлом самым откровенным. Он так и не говорил с ним про фотографию из «Огонька» — нельзя же просто подойти и спросить: мужик, ты не Каин случайно, а то тебе твой сын, девяноста пяти лет от роду, привет передавал? Так и проходил с фотографией в кармане больше месяца.

— Руэл, знаешь, меня всегда волновала тема конца света. Понимаешь, я с детства считал себя особенным человеком, я бы сказал даже — нечеловеком. Тебе знакомо такое ощущение?

— Я могу себе представить, — ответил Руэл, — хотя у меня нет сомнений, что сам я — человек.

На иврите «человек» звучит «сын Адама». Володе показалось, что Руэл улыбнулся.

— А еще я знал, что меня зовут не Владимир, — он с трудом поставил правильное ударение в собственном имени, — а Сурт.

— Сурт? Кто тебе такое имя-то дал?

— Никто, я сам себе. Понимаешь, из воздуха. Сурт — и все. А потом я прочел книгу скандинавских мифов, и увидел, что там тоже есть Сурт.

— Кажется, я что-то помню, — нахмурился Руэл. — Есть у них такой великан… нo он не Сурт, а Суртур… или Суртр… у меня плохая память.