Поэтому, когда м-р Кэррол топил и унижал меня в аквариуме 6-го «А», я понимал — это не совсем он. От отца я знал, что м-р Кэррол должен время от времени оглядываться, чтобы знать, так ли он меня унижает, как этого хочет тот, другой. И знал, что мне нужно вычислить этого м-ра Кэрролова главногосукинасына и разобраться с ним.
И мне пришло в голову, что раз уж м-р Кэррол из года в год, из класса в класс нудит всем про Иисуса, то этим его главнымсукинымсыном может быть сам Иисус, который умер, чтобы показать нам путь к спасению и чтобы я побывал в этой связи в гостях у рыб. Но за два прошедших тысячелетия этот главныйсукинсын Иисус умер уже дважды, так что ему пришлось бы воскреснуть еще раз, чтобы я мог с ним разобраться, а разбираться с ним я не стал бы почти наверняка, потому что парень, который восстал из мертвых, чтобы начать все сначала, явно не из тех, кого достаточно поколотить, чтобы дружки больше не слушали его.
Но потом я узнал, что у м-ра Кэррола есть и другой главныйсукинсын, другой герой. Сам м-р Кэррол и назвал его мне несколько дней спустя, когда объявил нам всем, что с целью оградить нас от пагубного влияния тори и прочих внешкольных источников он проведет нам сегодня урок политики.
Он достает из своего портфеля вырезанную из газеты фотографию. Портрет высокого мужчины. Голова и плечи которого возвышаются над пейзажем восторженных последователей, протягивающих к нему руки, пытающихся дотронуться до его замечательного легкого костюма, словно все они, одетые в одинаковые футболки, боятся не только за него, но и за покрой этого его костюма. Он стоит с высоко вздернутым подбородком, и его седеющая грива, уложенная аккуратными, зачесанными назад волнами, падает на воротник, а губы чуть надуты, словно от брезгливости. Он не смотрит на толпу в одинаковых футболках, на которых крупными буквами написано: «ВРЕМЯ ПРИШЛО». Заломив бровь, смотрит он поверх этого похожего на гидру тысячеголового пейзажа куда-то вдаль, словно там, вдали, взгляд его насмерть поражает злобную тварь по имени Судьба.
Мистер Кэррол демонстрирует нам эту вырезанную из газеты фигуру, чтобы все разглядели ее хорошенько, а потом идет по классу и сует каждому под нос, словно персонально знакомя с ней, и говорит нам, что вот провидец, который ослабит свинцовый гнет скваттерократии и урежет власть промышленникам голубых кровей, которые пытаются сделать из этой страны этакую сушеную Англию. Хотя вряд ли вы услышите такие слова от своих родителей, добавляет он, ибо в этих краях они по большей части симпатизируют свинцовому гнету сами-знаете-кого, да и себя считают обладателями этой проклятой голубой крови.
Он пришпиливает эту газетную фотографию на висящую в углу класса доску объявлений между листовкой о пользе оральных прививок против полиомиелита и листком, требующим от всех нас приобрести по стальной расческе и более того, принести ее в школу как доказательство, что мы ее приобрели с целью борьбы с потенциальным распространением вшей, каковые были уже обнаружены не потенциально, а очень даже фактически в волосяном покрове отдельных учеников третьего класса. Объявление называет близнецов Томпсон «волосяным покровом отдельных учеников третьего класса», но мы-то все равно знаем, что речь идет именно о них, и что они просто бедны и просто грязны, а вовсе никакой не волосяной покров.
Некоторое время он смотрит на фотографию, пришпиленную между медицинскими объявлениями, потом тычет в нее пальцем и говорит, что вот перед нами человек с международным авторитетом, который наконец принесет в эту страну культуру, которой ей так не хватает. И он вздыхает, и поглаживает свою рыжую бороду, и поднимает взгляд на небо за окном — взгляд, возможно, затуманенный образом провидца, который разом ослабит свинцовый гнет, и убавит власти, и принесет культуру — все задаром, одним взмахом своей зачесанной назад гривы седеющих волос и одним взглядом куда-то вдаль.
М-р Кэррол возвращается к доске и развязывает свой коричнево-оранжевый галстук. Снимает его через голову. Начинает расстегивать свою рубаху в коричневую и оранжевую полоску. Спроси его, не похож ли он на апельсин в этой рубахе, и он тебя выпорет. Он переводит взгляд с одного на другого. Мы ощущаем себя неуютно под его взглядом, мы почти готовы спасаться бегством. И когда он расстегивают свою рубаху до самого низа, он распахивает ее, демонстрируя светло-голубую футболку, которая объявляет нам, как раз между бугорками его сосков, что «ВРЕМЯ ПРИШЛО».
Читать дальше