Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Дурик на крыше плескал в трубу бензин, без умолку пытал кума о каких-то потёках. Фёдор его не слушал, негромко ворчал себе под нос — ругал собственную лень и покладистость. Нехорошо помянул и прилипчивость Дурика, из-за которой он сейчас пьян. А поскольку в пьяном теле — бес при деле, то и дело вышло препаршивое!

Подновлённая труба, несмотря на «колдовство» с двух сторон, дымить отказывалась. «Маловато для пробивки, — бормотал Дурик, осторожно спускаясь с крыши. — Усугубить дозу однозначно!»

— У-упрямая… сволочь… — пожаловался он Фёдору, сидевшему возле печи. — Ничего её не берёт! Плесну ещё.

Шаткой походкой Дурик направился к открытой настежь двери, как вдруг в сенцах развернулся и вновь ввалился в избу:

— Ох, ёлочки зелёные, густые! Узоры чудные, узоры расписные! Да мы ж не выпили за трубу-то!

Он схватил вторую, почти опорожнённую бутылку «Пшеничной» и, стуча горлышком о стаканы, вылил остатки.

— Вот дело-то и стоит! Святой закон, кум, на трезвой козе не объедешь! Смазка нужна!

Першичкин с покорной обречённостью протянул руку. Кумовья чокнулись, выпили.

— Теперь пойдёт! — Дурик подскочил на ноги, будто резиновый, зашатался от рывка. — Шурани, кум, огонька, как Наполеон… гад… в столице нашей родины! — он поймал равновесие и ткнул пальцем на печь.

Фёдор вновь чиркнул спичкой, запалил газету…

Задвижку из нового ложа вынесло одним махом — чугу-няка громко взвизгнула, припечаталась об пол. Кирпичи, облепленные сырым, несхватившимся раствором, тоже подались наружу, иные удержались, иные попадали. Потолок заволокло липкой чернотой.

Стараниями Дурика пары бензина проникли донизу так обильно, что рвануло и в дверцу — ошмётки газет и нагара вылетели оттуда, словно конфетти из громадной новогодней хлопушки. Измазанный копотью и сажей Першичкин оторопело барахтался на полу и никак не мог понять, отчего так громко ухнуло — да ещё с самым бесцеремонным ударом по лицу.

— Что там?! — наконец, спросил Фёдор, беспомощно лупая закопчёнными глазами и отплёвываясь от грязи. Дурик, не дожидаясь хозяйского просветления относительно причин шумного и курьёзного фейерверка, благоразумно попятился к двери:

— Ну… кум… того… у меня… дела… а у тебя… Людка… — хрипло кашлянул он и тенью выскользнул в сенцы.

Этот оригинальный номер, на всю деревню прогремевший, Дурик выкинул накануне своих тридцати лет, когда бедовая слава о его ненормальности уже каждый деревенский уголок потревожила. Семейные узы у него к тому времени развязались окончательно, но попивал он, справедливо надо заметить, ещё умеренно, никак не бойчее других. И даже с жизненным предназначением пытался определиться: временами целился на какую-то заботу и резвым рысаком вокруг неё кружил.

И вот, в расцвете молодецких сил, втемяшился в голову Дурика мотоцикл. «Днепр». При коляске и задней скорости. Деревенские мужики со всех сторон эту скорость обсуждали: придумали, мол, в мотоцикле приблуду — верхом назад подавать! И не задаром советскому человеку развлечение — целых двести рублей за неё плати! Это ж кому слабо мотоцикл толкнуть?! За две сотняги-то?

В общем, разговоры разговорами, а Дурик собственное на сей счёт мнение выпестовал — в пользу «Днепра» — и принялся деньги втихомолку откладывать. И даже в районной заготконторе предусмотрительно насдавал чего-то, чтобы полные права на покупку заиметь.

Накопил, заимел, и что же, вот так просто отправился долгожданный «Днепр» покупать? Белым человеком — деньги в кассу, мотоцикл за железные «рога»? Ни в жизнь! Как тут без шику и цирку, когда по улице весна в полной красе, когда талый снег пьянящей сыростью дышит?! Разве устоит беспокойная душа фирменную прелюдию не закрутить?!

Закрутил Дурик: встал посреди деревни, аккурат у входа в универмаг, и давай школьную малышню к себе подманивать. Остановит пятиклашку-шестиклашку, вопросом потеребит — ну-ка, пионерия, докладывай, получил сегодня пятёрку? Пионерия, конечно, в курсе, что этого нестарого дядю почему-то Дуриком зовут, но особого остережения не проявляет — старших по возрасту уважать полагается. Стоят дети и, как есть, про оценки докладывают. От забавной просьбы «в магазине бумажонку вытащить» им не боязно, даже весело — что-то интересное дядя Дурик затеял!

А тот собрал пятерых отличников, хлопнул в ладоши, будто факир в преддверии фокуса, и говорит:

— Ну, передовики тетрадошных полей, ударим по азарту! С положенным вознаграждением!