Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Постучалась и несколько вольно вошла секретарша. По очень свойским замашкам её, по раскованной походке, но тому, как на «Лизунчика» она жеманно потупила чересчур накрашенные блёстками глазки, Григорьев сделал вывод о верности Андрея своим увлечениям даже на работе. Лизунчик поставила на стол небольшой поднос с двумя чашками кофе, сахарницей, печеньем и так же небрежно удалилась.

Григорьев без торопливости размешивал ложечкой сахар и думал, каким логическим приёмом подвести Андрея к нужному вопросу. Подвести впритык, однозначно, но так, чтобы собеседник не ощутил стороннего водительства. Григорьеву не хотелось демонстрировать интерес в разбирательствах Андрея и Фалолеева, ему хотелось сыграть роль косвенного, скрытого толчка.

— А попадись он тебе сейчас — спроса бы не миновал? — своё настойчивое любопытство Григорьев замаскировал гипотетической подоплёкой.

— Да я уже и забыл о нём! — проблема экс-помощника не отразилась в спокойном взгляде Андрея и граммом интереса.

Водочный делец наотрез отказывался «брать след» Фалолеева, словно обожравшийся донельзя пёс не видел ни единой причины бежать за хозяйской палкой.

Эту невозмутимость Григорьев обосновал двумя вероятными причинами. Первое. Андрей железно считает Фалолеева покойником, поскольку Кент о своих «мясниковских» результатах перед ним отчитался. А то, что на самом деле Фалолеев хоть не здоров, но всё-таки жив, есть следствие непредвиденных обстоятельств, которые что от Кента, что от Андрея остались скрыты. Тогда отговорка Андрея про «дело прошлое» очень к месту. Редкий дурак сознается, что заказал отправить своего должника к праотцам: лучше выглядеть незлопамятным потерпевшим, чем мстительным убийцей. Либо по-другому дело выходит: Андрей в курсе, что Кент оставил покалеченного Фалолеева в живых, и после возврата денег совершенно искренне мщения больше не желает.

При варианте номер «раз» от Григорьева требовалась тонкая ориентация Андрея на окончательное сведение счётов с врагом. Во втором случае миссия возбудить старые претензии полностью летела в тартарары: таковых к Фалолееву у Андрея больше нет, а ради третьесортного знакомого кто из нормальных людей будет искать себе проблемы с милицией?

Но для любого дальнейшего шага из Андрея следовало вытянуть хоть какую-то определённую зацепку. А тот словно не понимал, о чём речь, отмахивался и улыбался своей прежней беззаботной улыбкой. Словом, тема Фалолеева угасала на корню, сам Григорьев от тонко выстроенной антифалолеевской обороны стушевался. Попивая кофе, он подумал, что с прямой наводкой, то есть предельно открытым разговором, сейчас, пожалуй, спешить не стоит; глядишь, Рита за день-два одумается сама, и всё наладится без крайних мер.

Про Фалолеева забыли, поговорили о делах сегодняшних — кто, как, чего? Григорьев рассказал о своём «Рафике», о мотаниях по кругу от вокзала до ТЭЦ и не таясь признался, что кормят его эти круги совсем неплохо, грех обижаться. Потом он с чисто практической целью полюбопытствовал у Андрея на предмет водочки — по каким технологиям в наши дни очищают сей блаженный напиток и с какого завода безопасней употреблять?

Бывшие сосед и как следует обсудили «палёную» водку, раскрутку брендов и даже осуждающе прошлись по пассажирам-хамам, которые, впрочем, портили жизнь исключительно Григорьеву. А в подтверждение того, что оба умеючи стоят на земле, подались на улицу хвастаться железными конями.

Пустить пыль в глаза больше хотел, конечно, Андрей, и ещё издалека он ткнул в огромный угловатый «Нисан-патрол», самого престижного цвета — мокрый асфальт. У Григорьева от зависти кольнуло сердце. Что говорить, джип для любого мужчины эталон автомобиля, заветная мечта. «Баранкой на такое чудо не навертишь, — подумал он с некоторой жалостью к себе. — Это водка — золотое дно, а баранка…»

Но справедливого восхищения дорогим «японцем» Григорьев сдерживать не стал.

— Танк! Т-тридцать четыре!

— Шестилеток! — Андрей с гордостью и любовью похлопал ладонью по переднему крылу джипа, словно по лошадиной холке.

Григорьев постоял несколько мгновений молча, его гордость боролась с любопытством: попроситься или нет на водительское место? Очень хотелось сесть в массивное чёрное кресло, наверняка кожаное, ухватить упругий, совершенных линий руль, почувствовать, каково это — быть выше всех на полметра… «Ребячество полное, да и подумает, что джип диковинка для меня дикая», — отрезвила Григорьева мысль.