Александр Войнов - Мне нравится все то, что принадлежит другим

– И захочет, не донесет,- успокоил себя Левша и погрозил Золотому кулаком. Тот многозначительно промолчал и моментально исчез в глубине своего жилья.

Вернувшись, Левша облегченно вздохнул, аккуратно поставил обувь у двери Катсецкого и юркнул к себе в комнату.

Рано утром, не заметивший, в темноте коридора, ничего подозрительного, Никанор надел калоши на сверкающие хромовые сапоги и отправился на службу. Как дальше развивались события можно только предполагать, но поздно вечером Кат подстерег "правонарушителя" в конце коридора, затащил к себе в комнату и отстегал офицерским ремнем, как мужик конокрада.

Ровный белый пробор, разделяющий гладко зачесанные волосы учительницы старших классов, потемнел от негодования. Она закончила листать ученический дневник, обмакнула перо в чернильницу с красными чернилами и что-то долго и недовольно писала, не обращая внимания на стоявшего на вытяжку ученика.

Поразительно, Левшин. За полтора месяца учебы в нашей школе – почти ни одной положительной отметки.

Преподаватель подняла голову и иронично усмехнулась.

– Создается впечатление, что раньше вы учились в школе для умственно неполноценных. Я, как классный руководитель, на ближайшем педсовете буду настаивать на вашем переводе на класс ниже. Завтра в школу приходите с матерью.

Класс затаил дыхание, а кое-где на задних партах прокатился сдерживаемый смех. Левша пропустил мимо ушей обвинение в умственной неполноценности. С этим как-нибудь можно справиться. Не станет же он объяснять, что в деревне, из которой он приехал, вообще не было школы. Ближайшая "семилетка" находилась за двенадцать километров, и он ходил на занятия не очень регулярно. В эту минуту его больше всего беспокоили две едва заметные латки на задней части штанов. Это были даже не латки, а аккуратные штопки. Вчера вечером мать заштопала начинающиеся просвечиваться потенциальные дырки, появившиеся от долгого сидения.

– От твоей учебы всего пользы, что дырки на штанах.

Шел бы лучше в ФЗУ, на токаря учится. Токаря сейчас хорошо зарабатывают, – ворчала она, сматывая нитки.

Левше казалось, что весь класс смотрел только на его штаны и старался стать так, чтобы спину не было видно ни классу, ни учительнице. От всеобщего внимания уши стали пунцовыми, кровь толчками приливала к голове, и с этой пульсацией в памяти всплыла неизвестно откуда пришедшая фраза:

– И первые станут последними, а…- дальше сознание советовало додумать самому.

Он взял со стола злополучный дневник и боком прошел к своей парте.

После школы, посещаемой без особого энтузиазма, Левша спрятал тощий портфель в зарослях крапивы и свернул на узкую, едва заметную тропинку, ведущую на старое, заброшенное кладбище. Большая часть могил, заросших горькой полынью и вереском, почти сравнялась с землей, а ржавые кресты с табличками, на которых с трудом угадывались размытые непогодой фамилии и даты, покосились и всем своим печальным видом напоминали о недолговечности всего земного. На центральной аллее спутанная трава пожелтела и жалась к земле. И только одинокий, неизвестно каким ветром сюда занесенный, спутавший времена года, вопреки приближающимся холодам, жизнелюбиво доцветал подсолнух.

Левша не спеша пересек центральную аллею, уважительно задержавшись у могилы, судя по надписи на гранитном бюсте, принадлежавшей профессору Мещанинову, который во времена немецкой оккупации продолжал работать в городской больнице и прятал бежавших из плена красноармейцев.

Чуть поодаль, отделенное неглубоким оврагом, располагалось еврейское кладбище. Было оно значительно меньше, но гораздо ухоженнее православного.

Левша часто хаживал этим, навевающим печальное настроение, маршрутом. Дело в том, что сразу же за кладбищенским забором начинался Мичуринский сад, поделенный на дачные участки, посещение которого, в отсутствии владельцев, было его любимым занятием. Дорогу в Мичуринский сад ему показал местный гроза садов и огородов по кличке Пенс. Пенс с двумя братьями, Бобом и Санькой-Святым, были первой скрипкой в начинающей формироваться шайке поселковых нарушителей спокойствия. У старшего брата Боба было бельмо на глазу, и эту троицу называли "Косыми". Помимо садов и огородов Косые время от времени "заныривали" на склады готовой продукции ближайших заводов и фабрик. Изделия завода "Промбытпластмасс" расходились быстро, и вечера Косые коротали за картами. В уличных драках Косые держались кучно и никогда не отступали, а на карьере, где собиралась купаться вся окрестная шпана, низкорослые, мускулистые, с кривыми ногами и короткими борцовскими шеями Боб, Пенс и Святой были лучшими пловцами. Никто кроме них не решался нырнуть "ласточкой" с высокого обрыва.