Питер Хёг - Условно пригодные

– Он держал вас вот так – тут никак не освободиться,- сказал я.

Август сломал ему пальцы, это слишком большая боль, чтобы можно было освободиться, они меня не понимали. Только Биль понял.

– Он отпустил меня,- ответил он.

– Как вы вышли?

– Через дверь.

– Внутри была задвижка.

Он замолчал и посмотрел на свои руки. С двумя его пальцами что-то все еще было не в порядке, обручальное кольцо было на другой руке, суставы пальцев стали узловатыми.

Казалось, он плохо помнит, что было. Может быть, ему необходимо было забыть. Воспоминание же осталось на его руках. Когда он поднял взгляд, его лицо было совершенно незащищенным, таким его раньше никто не видел. Как будто он был удивлен и потрясен вопросом. А теперь и тем, что вынужден мне отвечать.

– Он открыл ее мне,- сказал он.- Наверное, он раскаялся.

Я спросил его о том, что было очень близко ему самому, и он ответил. Это был единственный раз за всю жизнь.

– Он не сгорел заживо,- сказала Катарина.

Как только она сказала это, я подумал, что вот теперь она начнет все то же, что она говорила о своих родителях. Что она все-таки оказалась недостаточно толстокожей и теперь вот не выдержала.

– Я говорила с врачом,- сказала она,- На внутренней стороне трахеи были пузырьки.

Теперь в комнате было три туннеля. Между нею, Билем и мной. Все остальные были вне игры.

– Он мог бы бросить ее на вас,- сказала она Билю,- бутылку. Но он отпустил вас и открыл дверь. Потом он бросил бутылку в комнату. А затем сам шагнул в огонь. И стал вдыхать пламя, пузырьки закрыли его трахею, и он задохнулся.

Все сидели в полной тишине. Но думаю, они ничего не понимали.

– Время для него как будто пошло назад. Или как будто прошлое вернулось. Он снова мог бы сделать это. Убить кого-нибудь.

Она показала на Биля.

– Но он не сделал этого. Он отпустил вас. А потом уничтожил самого себя. Как будто у него появилась еще одна возможность.

Якоб фон Юкскюль – трудное имя. Однако писать его приятно – я пишу от руки, очень медленно.

У меня есть его фотография, это фотография из газеты, лицо у него немного тяжеловатое и очень серьезное, но все же оно кажется добрым.

Биль окончил университет по специальности биология, однако он никогда не упоминал Якоба фон Юкскюля, думаю, что он никогда о нем не слышал.

Юкскюль был профессором биологии в Германии. В 20-х и 30-х годах он писал книги и статьи о восприятии окружающего мира живыми существами, в первую очередь об их восприятии времени и пространства.

По сравнению с другими книгами, через которые мне в моей жизни пришлось продираться, читать то, что он написал, совсем нетрудно. Он всегда старался писать очень понятно. И ему нечего было скрывать, а если он в чем-нибудь и сомневался, то говорил об этом без обиняков.

И при этом в нем чувствуется какая-то скромность. Он настолько скромен, что утверждает, будто созданное им не очень отличается от того, что до него сделали другие. В предисловии к своей книге «Теоретическая биология» он писал, что продолжает идти тем путем, который предложили Гельмгольц и Кант. Они утверждали, что невозможно воспринимать окружающую нас действительность – или самих себя – иначе как через посредство органов чувств. А органы чувств не являются пассивными получателями информации о действительности, они обрабатывают ее, то, что мы воспринимаем, подвергнуто значительной обработке. Таким образом, совершенно бессмысленно говорить об объективной действительности вне нас самих, такой действительности мы не знаем. Мы знаем отредактированную копию. Биология может заниматься изучением того, как структурирован аппарат наших чувств, каким именно образом он редактирует. И тем, как сознание других живых существ работает по сравнению с нашим собственным.

Когда я впервые прочитал это, я подумал о том, что Юкскюль, должно быть, натолкнулся на то же, на что и мы: Катарина, Август и я,- только конечно же он все делал лучше и разумнее.

Сначала мы обнаружили, что существует какой-то план, потом мы разгадали его,- и сразу после этого все рухнуло.

План Биля и Фредхоя, который конечно же был тайным, но тем не менее вполне продуманным: они рассказывают о нем в своих ходатайствах, его можно было изложить,- это был план великой интеграции, план уничтожения тьмы.

Но этот план преследовал и другую цель, большую, о которой им было неведомо.

Об этой цели мы их никогда не спрашивали, даже Катарина не спрашивала их. Но если бы мы спросили, то они бы ответили, что вне школы, вне их плана было время. Был Бог.