Питер Хёг - Условно пригодные

Он дал Билю немного поднять голову.

– Пришли мои мама и папа,- сказал он.- Чтобы забрать меня.

Биль не смотрел на нас. Все его внимание было сосредоточено на Августе.

– Ты прекрасно знаешь, что случилось с твоим отцом и матерью,- сказал он.

Август, казалось, даже не пошевелился, но послышался эластичный щелчок, когда один из пальцев Биля сломался в новом месте. Он упал на колени.

Август же был невозмутим.

Левую руку он держал так, как будто что-то в ней прятал. Я немного подвинулся, чтобы лучше видеть, он, должно быть, заметил мое движение, потому что вытянул руку вперед. В руке была зажженная сигара Биля. Кроме этого, двухлитровая бутылка с бензином, по-видимому, он нашел ее на складе. Бутылка была с пробкой, между пробкой и стеклянным горлышком был засунут кусочек его повязки.

– Это как фитиль,- сказал он.- Если я поднесу к ней сигару и разобью бутылку, то мы взлетим на воздух.

Астрид Биль посмотрела на мои босые ноги – я был без носков.

– Я ушибся,- сказал я,- и не могу надеть ботинки. Это больше никогда не повторится.

Они ничего не сказали. Может быть, поскольку синяки свидетельствовали о том, что я говорю правду, может быть, потому что ничего не могли сказать.

– Мы сейчас пойдем,- сказал Август Билю.- Нам надо домой. Но перед тем, как мы пойдем, ты должен сделать признание.

Все молчали.

– Я бы мог остаться дома,- продолжал он.- Нам было хорошо, мы могли бы сидеть по вечерам, как мы только что сидели. Не слишком близко друг к другу, никто ни к кому не лезет, совсем не обязательно приставать друг к другу. И все же вместе, в тишине и покое. Если кто-нибудь хочет порисовать, он просто берет карандаш и бумагу, и никто не возражает. Никто не говорит о твоих оценках. Никого не бьют. И тут тебя притаскивают сюда. По ночам тебя привязывают, днем позади тебя сидит Флаккедам. Расскажи маме, как все может кончиться.

Поскольку Биль стоял на коленях, его лицо было на одном уровне с лицом Августа.

– Мы хотели как лучше,- прошептал он.

Еще один палец хрустнул.

Губы Биля вдруг стали похожи на наждачную бумагу, серые и словно посыпанные сухими крупинками. Он посмотрел Августу в глаза.

– Мы хотели помочь,- сказал он.- Не только детям света. И вас мы хотели увести. Из домов призраков в страну живых. Мы хотели собрать всех в датской школе. И тех, кому очень плохо, но кто имеет право на свет.

Тело Августа теперь сильно дрожало, лицо тоже стало дергаться, казалось, он все время корчит гримасы. Только рука, сжимавшая пальцы Биля, не двигалась. В ней сконцентрировалась вся оставшаяся в нем жизнь.

– А как же тьма внутри людей? – спросила Катарина.

– Свет разгонит ее,- ответил Биль.

Август наклонился к самому его уху. Они походили на двух людей, ведущих доверительную беседу.

– Так много света не может быть,- прошептал он.

Он посмотрел на Катарину. Теперь она стояла в полуметре от него, но было видно, что зрение подводит его. Протянув руку, он коснулся ее. Он дотронулся до нее левой рукой, той, в которой были бутылка и сигара. Тыльной стороной ладони он провел вверх по ее шее и щеке, огонек сигары, дым и бутылка оказались в воздухе на уровне ее глаз. Она не пошевельнулась.

– Скоро все кончится,- сказал он.- И тогда я вернусь к тебе. И мы будем сидеть, как мы сидели раньше. И Питер будет с нами. Он сейчас с тобой?

– Да,- ответила она.

– Можно мне оставить бумагу и карандаши?

– Да,- ответила она.

Его рука скользнула вниз по ее щеке.

– Вы подождете меня здесь? – спросил он.

Она не смогла ответить ему.

– Больше не надо ездить на автобусе,- сказал он.- Я купил тебе машину. Она стоит внизу.

Он повел Биля к двери.

– Август! – крикнула она.

Он остановился.

– У них есть дети,- сказала она.- Он – чей-то отец.

На это он ничего не ответил. Он просто вывел Биля из двери, и они исчезли.

Тогда Астрид Биль повернулась и вышла в коридор. Где-то открылась дверь. Мы услышали, как она зашла в соседнюю комнату. Ту, где висели школьные часы. Наверное, они починили замок. Все звуки были очень хорошо слышны: шарканье ее босых ног по полу, тихий скрип, когда она выдавила стекло. Потом завопила сигнализация.

Это был тот сигнал, который обычно звучал из всех громкоговорителей. Но на этот раз он то включался, то выключался, то включался, то выключался, он был невыносим, мы вышли в коридор, чтобы спрятаться от него, и зашли в учительскую.

Было темно, только свет заснеженного парка, звездного неба и огней Копенгагена проникал в комнату. Мы подошли к окну.