Питер Хёг - Условно пригодные

– Да,- сказала Катарина,- с ремнями на руках и ногах, двумя капельницами и резиновым шлангом в носу.

Он побывал где-то очень далеко, но мгновенно спустился на землю и в один миг подскочил к ней.

– Что там было с твоим отцом и твоей матерью, сестренка? – спросил он.

Я успел встать между ними, он смотрел прямо на меня, он, который так редко смотрел на кого-нибудь.

Внутри него победил другой человек – возникла опасность.

И все-таки я не мог ударить, я не мог ударить ребенка, что бы ни случилось.

Я протянул ему левую руку, ту, где пальцы были скреплены пластырем, я не пытался защищаться.

– Ну, сломай их теперь в другом месте,- сказал я.

Он остановился и замкнулся в себе, он не смотрел на руку.

– Это не я сделал,- сказал он.- Чего мы ждем, что теперь будет?

В это мгновение в громкоговорителе снова послышался голос Биля.

– Сейчас 13.00,-произнес он.- Все классы незамедлительно спускаются во двор. До 13.20 объявляется перемена.

Катарина вслушивалась, всем телом устремившись к звуку.

– Он боится,- заметила она.

Она заговорила у самого громкоговорителя, я закрыл ей рот рукой.

Голос послышался снова, так отчетливо, как будто Биль стоял рядом с нами.

– Прошу всех учителей, кроме дежурного по двору, немедленно подняться в учительскую.

Катарина убрала мою руку.

– Ты кое-что говорил,- сказала она.- «Время – это то, что необходимо крепко держать». Они боятся пауз.

Мы по-прежнему стояли рядом с громкоговорителем, лучше бы нам было помолчать.

– Он не боится,- возразил я.- Он сам говорил о значащих паузах.

– Это не те паузы. Сейчас все иначе. Это паузы, которые не поддаются контролю. Время и все их планы развалились.

Тут снова послышался голос Биля, но договорить до конца ему не удалось.

– Сообщение всем классам. Если кто-нибудь видел или сейчас видит Питера из седьмого класса, Августа Йоона…

Больше ему ничего сказать не удалось. Август ударил только один раз, но его кулак пробил ткань и разбил ту решетку, которая за ней скрывалась. Потом он взялся за рамку и боднул ее головой, от этого лопнула мембрана, и громкоговоритель оторвался. Тут я подскочил к нему и оттащил его, из руки у него шла кровь, громкоговоритель висел на проводах, связь была прервана.

Теперь мы слушали здание. Далекие голоса, топот ног по лестнице. Мы стояли совсем тихо, прислушиваясь к звукам. Потом мы посмотрели на Катарину.

До этого момента это был ее план. То, что последует дальше, мы в тот день на складе не обсуждали.

– Что теперь? – спросил Август.

В какой-то степени мы конечно же рассчитывали на нее.

Она не ответила, она просто стояла выпрямившись и смотрела на нас. И тогда я понял, что у нее нет ответа на этот вопрос.

– Я знаю, о чем ты думала,- сказал Август.- Ты думала, что, наверное, появится какой-нибудь выход.

Я все время следил за ним, но он был спокоен. Казалось, он сдался.

– Ты думала, что есть же какие-то родственники, у тебя, наверное, есть дядюшка в каком-нибудь министерстве, который может приехать и поговорить с Билем, так ведь? А после этой школы будет другая, та, где учатся двоюродные сестры, школа Буссе или Классенске Легатсколе. Но вот что я скажу тебе, для нас, для меня и для дурачка Питера, для нас…

Сначала он не мог выговорить это, оно до предела заполнило его тело, сделав его твердым как камень. Потом он обмяк, и ему удалось выдавить из себя:

– Для нас не будет ничего,- произнес он.- Одна дыра.

Выражение ее лица никак не изменилось. Казалось, что ее глаза потемнели, стали почти черными. Потом из них побежали слезы. Никаких изменений в лице – просто поток слез из темных глазниц.

Пришло мое время защитить их.

– Мы отправляемся домой,- сказал я.

Мы собирались отправиться в путь. Складывая бумаги, она сразу же заметила это.

– Где дело Августа? – спросила она.

– Я положил его назад,- ответил я.

Невозможно было объяснить ей это. Ей так было важно знать. Никогда не удастся заставить ее понять, что в некоторых случаях бывает лучше не знать.

Она ничего не сказала. Может быть, она все-таки поняла.

Мы послушали у двери, подождав, пока последний учитель пройдет по коридору, а потом спустились по южной лестнице. Мы никого не встретили, во дворе тоже было пусто. Был риск, что нас могут увидеть из дома Андерсена. Однако нам повезло, мы прошли вдоль всего главного здания и большого зала и вышли в парк, и нас никто не окликнул.

Снег кончился, теперь стоял туман, мы вошли в этот туман и исчезли.