Черные клубы дыма паровоза стелились над степью. Три красных огня на последнем вагоне еще долго мелькали вдали.
1938 г.
Осенней ночью у деревянного настила перрона маленькой станции неожиданно остановился экспресс.
Из мягкого вагона вышел высокий человек в военной форме. На одной руке он держал ребенка лет четырех, а другой нес большой дорожный чемодан.
Вслед за военным показалась женщина с узелками — и свертками.
Слабо освещенный вокзал за сеткой мелкого октябрьского дождя казался особенно низеньким и скучным. Пока дежурный по станции с любопытством разглядывал столь редких пассажиров, экспресс тронулся и быстро исчез в туманной темноте.
Два небольших фонаря на железных столбах не позволяли разглядеть лиц приезжих. Но из их разговора было ясно, что это не здешние жители.
— Эх, как у них темно… Давай-ка зайдем в вокзал, — предложил военный женщине.
В зале ожидания коптила единственная керосиновая лампа, едва освещая два пустых дивана да пожарный насос, очевидно затащенный сюда на время или по ошибке.
— Вот и приехали… — заговорил, оглядываясь по сторонам, командир. — Как тебе нравится моя родина? — спросил Иван жену.
— Скучное местечко. Как-то все однообразно, сурово…
— О нет, ты не права.
— Тогда, пожалуйста, не спрашивай меня, — обиделась женщина. — Ищи скорей место, где переночевать.
Байков давно не бывал в этих местах. И сейчас внимательно прислушивался к каждому шороху скромного зала третьего и единственного класса. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как он простился со своей матерью, сестрой и братом и уехал в Ленинград, чтобы поступить добровольцем в Красную Армию. Разве мог он теперь не волноваться от каждого пустячка и мелочи; он восторгался и пыльным кронштейном, и тусклой лампой, и бликами на дверной ручке, и кафельной облицовкой печи. Все это воспроизводило в его памяти целые соОы-тия и эпизоды, веселые и грустные, страшные и невинные, которые формировали его характер, волю, способ кость к борьбе за новую жизнь.
Иван достал папироску и, жадно затягиваясь, прошелся несколько раз по залу. Скрипнула, как и прежде, дверная пружина (о, как хорошо помнил Иван этот звук!), и вслед за красным фонарем показался дежурный, только что проводивший поезд. Взволнованный воспоминаниями, Иван очутился лицом к лицу с этой5 официальной личностью.
«Стой, стой! Кто это? Неужели Володька, тот самый Володька рыжий, с которым вместе мы таскали огурцы у тетки Клавдии?» — подумал Иван, долго всматриваясь в смущенное лицо дежурного.
— Товарищ, не скажете, как нам найти Наталью Сергеевну Байкову? — спросил наконец он.
— Байкову? Мы с ней в одном доме живем… — не то с гордостью, не то шутливо ответил дежурный. — А вы не сын ли ее?
— Да, сын… А я ведь вас, товарищ, знаю: по-моему, вы Маховцев Владимир!
— Да, верно, Маховцев. Вот мы и свиделись. Ну, здравствуйте.
И с этими словами, встревоженный воспоминаниями о детской дружбе и встречей, Иван так крепко обнял дежурного, что Маховцев выронил из рук фонарь, который, упав на пол, зазвенел разбитыми стеклышками, а разлитый керосин наполнил зал неприятным запахом.
— Вот это встреча! — собирая осколки, говорил дежурный. — Как же ты изменился! Читали, читали, брат, про твои делишки. Молодец! А мы-то как радовались, ты и представить себе не можешь… Некоторые до слез дочитывались. Ведь ты нам совсем-совсем как родной… Степные люди не так уж суровы, как некоторые думают, — у них память хороша и на дружбу. А впрочем, что же мы с тобой здесь болтаем? Идем-ка, брат, в дежурную — у меня там посветлее, поуютней.
И Маховцев кинулся к дивану, где сидела с ребенком молодая женщина.
— Татьяна, моя жена, — представил Иван.
— Маховцев, — отрекомендовался дежурный. — А это ваше состояние? — указал он головой на мальчика.
— Наше, наше, — веселым голосом ответил Иван, беря в руки свертки и чемодан.
Вошли в чистую и светлую комнатку дежурного по станции. Новенькие диспетчерские аппараты и телефоны блестели тщательной отделкой, а большая настольная лампа щедро разливала свет из-под голубого абажура, окрашивая в мягкие тона длинные, исписанные мелким почерком журналы.
— Вот мои владения, Иван Андреевич… Признайся, ты не думал, что рыжий будет управлять сложными машинами движения? Как видишь, пришлось… — с гордостью говорил Маховцев, беря телефонную трубку.
Распоряжения он давал громким и уверенным голосом. Байков, поглядывая на приятеля со стороны, думал:
Читать дальше