Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Теперь она находилась в ногах у старшей партизанки. Та топталась по ней своими стройными ногами, пытаясь найти удобную позицию для стрельбы. Я поглядел на сумку, и мне почему-то стало любопытно, а сколько она сейчас весит. «Мене, мене, текел, фарес» Царствие твое обмеряно, взвешено... И — что там дальше, согласно библейской классике? Разделено? Да, кажется, именно такая надпись появилась на стене дворца Валтасара. Мое царство тоже разделено. Меньшая часть его находится в джунглях. Цена оставшегося мне полцарства два миллиона двести двадцать пять тысяч американских долларов. Мои владения сейчас ограничены узким салоном старой «тойоты лендкрузер». Моя армия в количестве двух солдат женского пола готовится принять бой. Похоже, последний. И я, со всей глупостью обреченного государя, стал задавать себе вопрос, на который не могло быть ответа: «И зачем меня сюда принесло?»

Плосконосая разбила прикладом заднее стекло. Осколки зазвенели, исчезая в темноте. В салон, через мое открытое окно ворвался сквозняк. Девушка стала на колени, ловко высунув ствол наружу. Она повернулась ко мне спиной. Ветер игриво задирал подол ее платья почти на голову, обнажая крепкие загорелые бедра. Она не обращала на это никакого внимания. Только резко уперлась правой ногой в спинку моего сидения. Я почувствовал ее каблук на уровне своей поясницы. Ощущение было такое, словно обшивку старого дивана пробила пружина. Причем, в самый неподходящий момент.

Ее подруга выкрикнула «нет». Это «нет» вылетело из ее рта так неуклюже, словно она вытолкнула это слово языком, но испанское слово еще пыталось цепляться буквами за белые зубы. А потом, сорвавшись, перескочило на плечи к ее подруге и охватило ее стальными объятиями начальственного приказа, не давая сделать и единого выстрела. Лицо плосконосой превратилось в злобную гримасу, как-будто ей стали выкручивать руки. Начальница стала торопливо бормотать своей подруге, погоди, мол, давай подпустим их поближе, авось, мы ошибаемся. Чтобы понять это, не нужно знать испанский. Ситуация говорила сама за себя. Пока еще преследователи были далеко от нас. А, значит, существовал один процент вероятности, что мы уйдем от погони без стрельбы. Ну, пускай даже не процент, а полпроцента.

Я так и не разобрал, кто первый открыл огонь. Сначала мне показалось, что в двигателе появился посторонний сухой треск. Так обычно начинает тарахтеть мотор «японца», когда проворачивается вкладыш на коленвале. После этого двигатель клинит. Я приготовился сделать резкий поворот вправо или влево. Если бы двигатель заглох, это могло дать нам шанс бросить машину и сбежать в лес. Но в следующую минуту треск стал слышен отчетливее, и его ритм передался мне через спинку кресла. Отдача, сообразил я. Моя спина добросовестно принимала все точки и тире отстрелянных очередей через правую ногу плосконосой, для которой я теперь был не больше, чем удобная опора. Она поливала прорезанную огнями темноту за разбитым стеклом «тойоты», и темнота отвечала ей красными плевками свинца и стали.

Я не знал, кем были люди в автомобиле, который пытался нас догнать. Это могли быть кокальерос, но это мог быть и армейский спецназ. Зачем мы нужны были им? Они, кажется, совсем не собирались взять нас живьем. От понимания этого очевидного факта становилось тоскливо. В какой-то момент время для меня словно остановилось, и я, мысленно взлетев над нашей машиной, увидел все с высоты птичьего полета, или, скорее, полета молчаливого тропического кровососа-паразита. Впереди, в старом драндулете, трое обреченных людей очень хотят жить, но шансов у них мало, только потому, что драндулет у них старый. Им настолько хочется жить, что чем меньше дистанция между преследователями и преследуемыми, тем быстрее испаряются различия между полами. Что такой «мужской» и что такое «женский», теперь уже неясно. Вот плосконосая, например. Всего несколько часов назад она была женщиной, самкой. А теперь она — боец, воин. Еще несколько минут назад я, уже пытавшийся освободить свое нутро от спазмов страха, все еще обращал внимание на стройные ноги ее спутницы. Ее начальницы. А теперь вот эти ложбинки и тонкие загорелые щиколотки уже не имеют значения. Рядом со мной командир. А я? Я сам? Кто я сейчас? Водитель, просто водитель. И спасение каждого из нас зависит от слаженной работы всех. Теперь мы экипаж.

«Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой,» — запел я во всю глотку, снова превратившись из безразличного кровососа, парящего над дорогой, в человека за рулем. Мы погибнем, думал я, нам кранты. Вот досчитаю до тридцати, рвану руль влево и дам по тормозам. Пусть они в нас врежутся. Но рвать руль не пришлось. Сначала в темноте за нами звякнуло стекло. Затем исчез один огонек в зеркале заднего вида, а через несколько секунд и другой. Наша «тойота» весело взвизгнула и добавила скорости. Совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы восстановить веру в себя и свои силы. Сзади послышался неимоверный грохот, как-будто бы с восьмого этажа сбросили старый телевизор, и он разлетелся, обсыпая окрестности шрапнелью радиоламп, эбонита и толстого стекла. Большая и неуклюжая тень замелькала в зеркале заднего вида. Плосконосая завалила врага.