Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет

«Понимаешь, он был Крюмайщ. Не Крюмайх, как часто произносят, а именно Крюмайщ, по-берлински. Знаешь, что это слово означает?»

Я мотнул головой.

«Корявый дуб!» — и Ричард гордо откинулся на спинку стула. — «Самая, что ни на есть коренная берлинская фамилия.»

«Звучит и впрямь коряво», — усмехнулся я.

«Не смейся», — пафосно заявил Крукоу.

Сейчас последует рассказ о кривом, как этот дуб, генеалогическом древе собеседника, мысленно вздохнул я. Но он не стал так глубоко вдаваться в историю своей семьи. И вернулся к сравнительной филологии.

«А этот фашист так и написал написал в бумажке по-английски. Кривой дуб. Крукоук, понимаешь? Согласись, звучит по-идиотски.»

Я согласился.

«Ну, вот. Приехал мой папа в Америку, отправили его там в приют, и со временем окончание фамилии само собой отпало. Вот так он стал Крукоу. И я теперь тоже Крукоу. Так она звучит намного лучше.»

Я опять с ним согласился.

«А, знаешь, как она будет звучать по-русски?» — говорю. «Krivodub.»

«Krivodub.» — принялся он пробовать ее на вкус. — «Krivodub. Krivodub.»

«Знаешь, „Krivodub“ тоже неплохо звучит. Так ты русский?» — воскликнул он.

«Ну, что-то вроде этого.»

«Русский. Нефтяник. Я вас таких сюда много перевозил. Но можете не дергаться.» — он наклонился ко мне поближе. — «Они вам тут не дадут развернуться. И наши тоже.»

Я никогда не интересовался нефтью, но слышал, что в этих краях работают американские нефтяные компании. Нужно взять на заметку. Если когда-нибудь придется сменить профиль.

«А причем тут ваши?» — спрашиваю его.

«Да они тут, в Колумбии, всегда причем. Акулы. Конечно, ФАРК им тут дает под хвост. Но наши не сдаются. Они здесь, как собака на сене. Сами не копают и других не пускают. Здесь не они хозяева,» — Ричард кивнул в сторону полицейского. — «И ФАРК не хозяева. Они только думают, что эта страна им принадлежит. А вот я тебе могу сказать, кому она принадлежит.»

Крукоу принялся загибать пальцы.

«Тексако, Эксон и Оксипетрол. Ну, немного Шеврон. И самая главная фирма, знаешь, какая?»

Ричард заговорщицки наклонился ко мне.

«ЦРУ,» — гордо прошептал он. — «И я всех их вожу.»

«Возишь. Это как?»

«Я пилот, парень. Причем, классный пилот. У меня одиннадцать тысяч часов в воздухе.»

Ого, становилось очень интересно.

«А здесь что делаешь?» — спрашиваю я Крукоу. — «Путешествуешь?»

«Да ты что? Работаю. Здесь недалеко аэродром, и я гоняю сюда чартеры.»

«На чартерах одиннадцать тысяч часов? Как-то не верится,» — сказал я и осекся. Будет лучше, если Крукоу так и не распознает во мне коллегу. Во всяком случае, сразу. Но летчик ничего не заметил, видимо, он часто отвечает на этот вопрос.

«Не верится? Да я на пассажирских пролетал всю сою жизнь. Вот над этими самыми джунглями. Но когда в девяносто третьем тут сбили американский „боинг“, я сказал себе стоп, хватит.»

Да, это действительно была громкая история. Местные наркобароны «заказали» теракт на борту американского самолета, и лайнер завалили недалеко от Боготы. Подстрелили его самой обычной зенитной ракетой, когда он заходил на посадку.

«Испугался?»

«Нет, не то, чтобы... Просто после того я говорю диспетчерам „Меняйте курс, меняйте коридоры, лучше, если будете делать это ежедневно.“ А они...» — и Ричард махнул рукой.

«Что они?»

«Они говорят, коридор это святое, менять его нет причины. Но я-то знал, в чем дело.»

Пилот отхлебнул еще немного пива.

«У них в Боготе единственный радар. Но это не их радар, а наш. Я же говорил тебе, тут все наше. ЦРУ. И вот именно наши приказали колумбийцам оставить все, как было. Им так проще держать все под контролем. Кто куда летит и кто над кем пролетает. Высота девять тысяч, скорость восемьсот пятьдесят. Им наплевать на то, что все мы смертники. Свои, чужие, колумбийцы, американцы — все, кто в воздухе смертники. Потому что летают по пристрелянному коридору. До следующей ракеты.»

«А ты как летаешь?»

«А что я? Взял да и пересел на чартер. И сюда, в Путумайо. Здесь диспетчер нас по радару не водит. Здесь у них вообще нет радара. Диспетчер ведет меня по данным моих же приборов. Ну, как тебе это объяснить? Он запрашивает меня, я ему отвечаю. А сам маневрирую, как хочу. В разумных пределах, как ты понимаешь. Вот так мы здесь и летаем.»

«Послушай,» — говорю я ему. — «Ты хоть ври, да не завирайся. Местный диспетчер тебя не видит. А тот, кто сидит в Боготе, возле радара, значит, полный идиот?»

Крукоу с подозрением посмотрел на меня.

«А ты откуда все это знаешь, нефтяник?»