Иван Дроздов - Шальные миллионы

— Следуйте к проливу Портица. Нас ожидают в охотничьем домике.

Сердце Анны застучало сильнее, чем поршневая группа «Назона». Еще час-другой и она увидит Костю и Сергея. И сразу же позвонит Нине.

Посмотрела в зеркальце — катеров не было видно. Над морем и берегом вспучилась светло-синяя дымка, со стороны Констанцы, запутавшись в клювах башенных кранов, продиралось к розовым облакам светило.

— Нельзя ли позвонить моим ребятам?

— Можно, но не стоит. Мы явимся внезапно.

— А Нине я могу позвонить?

Малыш набрал номер Нины и приложил трубку к уху Анны.

— Нина, ты? Радость моя, твой ли я голос слышу?

— Мой, мой! Где ты, откуда? Я только сейчас прочла твою записку и глянула в бухту. Там нет «Назона». Ты с Малышом? Где вы? Когда вернетесь?.. Силая увезли, а здесь столпотворение. Приехал из Москвы генерал Старрок, а с ним люди, но всеми командует противный толстяк из Америки, Фридман. Борис укололся, сидит в кресле, таращит на всех глаза и лыбится. Идиот!. А Фридман и Старрок вызвали сварщиков, вскрыли сейф и нашли завещание. Я поняла: они хотят его переписать, но для этого им нужен Малыш. Флавий мне на ухо шепнул: копии завещаний хранятся в банках и в двух нотариальных конторах. Фигушки им, мерзавцам! Все перейдет его сыну, а сынок его — мой муженек. Смекаешь?.. Ах, ты, милая Аннушка! Я боюсь за вас, за вас за всех, — и за Сергея, за Костю. Где они, ты знаешь? Но сюда идут. Я не могу говорить.

И в трубке раздались гудки. Анна, отклоняясь от трубки, сказала:

— В «Шалаш» прибыл генерал Старрок и с ним люди. Ищут вас. Им надо, чтобы вы переписали завещание умершего.

— Я знал, что я им для этого понадоблюсь. Но борьба за миллиарды Иванова только начинается. В Америке, в Англии, а может, и в других странах созданы оперативные группы из финансовых стратегов для разработки операции «Миллиарды Иванова». Их ведь много — восемь или девять. Но пусть они знают, что об этом думает и Малыш. И, в конце концов, вот эти руки… В конце концов они вот решат судьбу ивановских миллиардов!

Нетерпение капитана передавалось «Назону», он как чуткое живое существо с благодарностью принимал энергию двух двигателей и, чудилось Анне, с радостью и задором поднимал нос и летел все быстрее и быстрее.

Стрелка скорости, нервно подрагивая, все хотела коснуться предельной цифры, но не могла туда дотянуться, словно ее кто-то придерживал тончайшей, невидимой глазу ниточкой. Рычаги скорости далеко были от линии упора, но Анна сдерживала своего любимца. И тихо, ласково, словно живому существу, говорила: «Ну, ну, родимый, — ну, хороший…» Нажми она рычаг дальше, непременно бы последовал или смертельный кульбит, или переход «Назона» в состояние свободного полета по воздуху.

Проходя мимо Констанцы, увидели удалявшийся русский теплоход «Михаил Лермонтов» и на палубах — стайки нарядных людей. «Туристы», — подумала Анюта и подняла руку, чтобы помахать им, но струя воздуха отбросила руку назад, до боли в плече, и Анна поспешно отдернула ее, словно от огня. Скорость была нешуточной.

Анна, не сбавляя скорость, все ближе жалась к берегу, кидала взгляды в зеркальце. Катеров не видела, и сердце ее хотя и успокоилось, но в предчувствии скорой встречи с Костей и Сергеем билось радостно, и, может быть, это обстоятельство, а может, скорость катера были тому причиной, но сосед ее присмирел, и казалось, легкое облачко грусти опахнуло его лицо. Он задумался. Смотрел вправо и вперед и, казалось, не видел проносящихся мимо волн, а был в своих думах где-то далеко, и не было в этих думах ничего веселого.

Он не спрашивал, была ли Анна замужем, вначале не возникал такой вопрос, но затем он вонзился в сердце больной занозой, — настолько больной, что боялся к ней прикоснуться. Пожалуй, сегодня у него окончательно созрел вывод, ему стало ясно: без Анны он жить не может, она заслонила весь прежний мир, отняла, смахнула рукой, как смахивает с доски фигуры шахматист, получивший мат.

Еще вчера у него были знакомые, были хорошенькие девочки, вино, приятели, четырех- и пятикомнатные номера в лучших отелях, были деньги, охота за ними, — был целый мир, а сегодня его не стало. Есть вот она, такая красивая и умная, смелая и обаятельная, такая нежная и неприступная…

Он вспоминает тот миг, когда он в Питере, в ивановской квартире, впервые ее увидел. Девушка как девушка. «Провинциалка», — подумал он с большой дозой самодовольства. Но, встретившись глазами, дрогнул, поспешил удалиться. Прошел в зал, где были девочки, — его девочки, приглашенные для него и для Иванова. Они смотрели робко и жадно, думали об одном: хорошо, если выберет ее, посадит на колени. «А ту, — думал он об Анне, — на колени не посадишь. Вот ведь… провинциалка, а поди-ж ты… — не подступишься».