Иван Дроздов - Суд идет

Любопытно, что в Сербии среди видных политиков — министров, депутатов, известных журналистов — не было сербов. Вот печальный факт, по которому можно изучать еврея: если уж им удалось протиснуться в коридоры власти, они очень скоро вытеснят, передушат всех чужаков; возле себя иного по крови они не терпят; только свои да наши, — по виду, по духу, по составу крови — свои! Только свои!

Так было в России в 1917 году, после захвата власти большевиками. Все наркомы, все члены ЦК, все редактора и журналисты — только евреи! А если не хватало евреев, Ленин находил латыша, литовца, чеха, поляка… Только бы не русского! И даже татар, долго живущих рядом с русскими, — не надо! И башкир, всегда дружественно настроенных к русским, тоже не надо!.. В результате появилась страшная статистика: в первом советском правительстве Ленина и одного не было русского! В наркомате просвещения у Луначарского — Боже упаси!.. И духа русского не должно быть! А на единственный в Москве театр для детей Луначарский нашёл молоденькую жидовочку Наталью Сац. И так везде, во все щели понатолкали евреев. Именно в те первые годы советской власти, спасаясь от Троцкого-Бронштейна, ставшего главнокомандующим сухопутными и морскими силами русской армии, в Париж приехал отец писателя Куприна, полковник генштаба царской армии. На вокзале его встречали журналисты. Спросили:

— Ну, как там в Петрограде советская власть укрепилась?

— Да, в Петрограде укрепилась.

— А в Москве?

— И в Москве тоже.

— А во всей России?

— На всю Россию у них жидов не хватило.

А примерно в то же время не то с ликованием, не то с плохо скрываемой угрозой английский премьер Уинстон Черчилль говорил:

«Нет надобности преувеличивать роль, сыгранную в создании большевизма и подлинного участия в русской революции, интернациональных евреев-атеистов. Более того, главное вдохновение и движущая сила исходят от еврейских вождей. В советских учреждениях преобладание евреев более чем удивительно. И главная часть в проведении террора, учреждённого Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, была осуществлена евреями и в некоторых случаях еврейками. Такая же дьявольская известность была достигнута евреями в период террора, когда Венгрией правил Бела Кун.

Всемирный заговор для ниспровержения культуры и переделки общества на началах остановки прогресса, завистливой злобы и немыслимого равенства продолжал непременно расти. Он был главной пружиной всех подрывных движений XIX-го столетия. Сейчас эта шайка необычных личностей, подонков больших городов Европы и Америки, схватила за волосы и держит в своих руках русский народ. Фактически став безраздельным хозяином громадной империи. Нет нужды преувеличивать роль этих интернациональных и большей частью безбожных евреев в создании большевизма и в проведении русской революции. Их роль несомненно очень велика, вероятно, она значительно перевешивает роль всех остальных».

Из речи в Палате Представителей

5 ноября 1919 года.

Повесив на думе портрет спикера, наши друзья полетели к другим объектам.

Фёдор на ходу объяснял, что в корпус самолёта встроен механизм, который может впечатать в стену дома или в какой-нибудь другой твёрдый предмет заданные слова, или знаки, или рисунок. И это изображение нельзя будет ничем вытравить. Если ваш автограф на кирпичах или на плите мрамора кто-то и захочет стереть или смыть, то сделать это можно будет только удалив сами кирпичи или мрамор. Да и то на время. А пройдёт день-другой — и рисунок или плакат снова проявится.

— Ну, здорово! — восклицал Павел Неустроев. — Если это так, то я готов облепить своими автографами всю Москву. Я уж знаю, что нужно написать на стенах Думы, правительства и в других местах. И тут с нашей стороны не будет никакого криминала; они против нас выпускают миллионными тиражами газеты, отравляют жизнь голубым ящиком, а мы их… этим.

Ребят из сербского партизанского отряда с собой не взяли, от них пока свои конкретные дела держали в тайне.

В полёте Драгана неотлучно находилась возле Фёдора, следила и запоминала каждое его движение. Подступалась с просьбой:

— Ну, дайте, я буду управлять; я знаю, где и что надо печатать.

Фёдор качал головой:

— Нельзя. Дело ювелирное.

И, подводя машину к зданию скупщины, объяснял:

— Столбы и провода нам не страшны: машина их обходит автоматически, ближе, чем на два метра, не подойдёт, и угол здания, и крышу не заденет. Она тут в городе и высоту, и скорость держит минимальную; и может, если я нажму вот эту кнопочку…