Иван Дроздов - Суд идет

Вот поэтому ищи не только иудея, но и человека своего, умей различать родного от неродного. Неродной ненадёжен, он всегда настороже и при удобном случае подставит тебе ножку. Мы эту особенность в людях хорошо увидели на примере русского человека. Люди нерусские, которых он опекал, учил, защищал и даже кормил, сегодня русских теснят и гонят, стремятся унизить и оскорбить и даже называют рабами, неграми. Вот она кровь, вот она раса, вот что такое расизм. Евреи, как нация, старше нас, у них многотысячный опыт выживания. Вот почему расизм для них — линия жизни, и по той же причине они не желают, чтобы их враг, — а это все неевреи, — избрали эту линию своей.

Как это часто бывает: дети не верят отцам. Они хотят иметь своё мнение и идти своей дорогой. Но хорошо бы при этом помнить мудрое указание Бисмарка: «Чтобы прийти к цели, нужно выбрать верную дорогу». Предыдущие поколения тоже искали верную дорогу. И нередко они нащупывали этот единственно верный для себя путь. Дай тебе Господь силы и мудрость разглядеть этот путь и вовремя ступить на него.

Твой дедушка

В пакете Драгана нашла Обращение французского императора Наполеона Бонапарта к Государственному совету Франции.

Позволю себе привести полностью этот документ. Пусть не думают, что дед Драган, а вместе с ним и автор, одиноки в своих поисках верного пути для наших внуков и правнуков.

Вот что сказал Наполеон:

Они главные возмутители в современном мире. Они стервятники человечества. Они образуют государство внутри государства. Несомненно, они не являются законопослушными гражданами… Зло в них исходит не от отдельных личностей, но от коренной природы сего народа. Деятельность еврейской нации со времён Моисея, в силу всей её предрасположенности, заключалась в ростовщичестве и вымогательстве. Французское правительство не может равнодушно смотреть на то, как низкая, опустившаяся, способная на всякие преступления нация захватывает в своё исключительное владение обе прекрасные провинции старого Эльзаса. Евреев приходится рассматривать как нацию, а не как секту. Это нация в нации. Я бы хотел на определённое время лишить их права выдавать займы под заклад, потому что слишком унизительно для французского народа быть обязанным этой низкой нации. Целые сёла обобраны евреями, они снова ввели рабство; это настоящие стаи воронов. Вред, причиняемый евреями, не происходит от отдельных лиц, но от всего этого народа в целом. Это черви и саранча, опустошающие Францию. Я решил исправить евреев, но я не хочу их иметь больше, чем их есть, в моём государстве. Я делаю всё, чтобы доказать моё презрение к этой подлейшей нации мира. Евреи являются нацией, способной к самым ужасным преступлениям. Я хотел сделать из них нацию граждан, но они не годны ни к чему, кроме торговли подержанным добром. Я был вынужден провозгласить закон против них за их ростовщичество, и крестьяне Эльзаса передали мне свои благодарности.

Философскими учениями жидовского характера не изменишь, для них нужны исключительные, специальные законы.

К жидам относятся с отвращением, но надо признаться, что они действительно отвратительны; их также презирают, но ведь они и достойны презрения.

Наполеон Бонапарт (1769–1821),

Император Франции.

Из обращений к Государственному

совету 30 апреля и 7 мая 1806 года.

В тот же день, когда Драгана с мужем и Фёдором Световым прилетела в Белград, она позвала своих ближайших друзей: Божидара Малошевича и Горислава Вутича. Это были люди разного возраста, бойцы невидимого, но уже сильного, постоянно разрастающегося сопротивления за прежнюю социалистическую Югославию, за возврат отколовшихся от Белграда областей и провинций в лоно прежней, сильной и процветающей страны Балканского полуострова Южной Славии.

Кое-что я об этом уже писал в предыдущем своём романе «Славянский котёл», и поначалу я хотел определить своё настоящее повествование как очередную часть этого романа, но события нашего времени так стремительно летят, перемены наступают так быстро, и они так велики, что мне потребовался новый роман с новыми героями, событиями и обстоятельствами, которые вторгаются в нашу жизнь со скоростью и силою цунами, потрясающими разжиревшую и обнаглевшую Америку.

Драгана принимала друзей во дворце своего дедушки. В Белград она наезжала часто; здесь жил её дядюшка Савва, профессор, специалист по новейшей истории России; русоволосый, синеглазый, с непросыхающей улыбкой мужчина лет сорока. Драгана была счастлива от сознания, что природа подарила ей таких замечательных дядьёв. Она при этом вспоминала Сергея Есенина. У него тоже было трое дядюшек. О них он писал: «Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Они посадили меня на лошадь и сразу пустили в галоп… Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня бельё и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлёбывался, он всё кричал: «Эх, стерва! Ну, куда ты годишься?». «Стерва» у него было слово ласкательное».