Иван Дроздов - Суд идет

В кабинете отца она увидела гостей: папашу Джо и его младшего помощника Барри Кларка. Подошла к отцу, обняла его, поцеловала. Гости поднялись, смотрели на Драгану то ли с удивлением, то ли с неожиданной, почти детской радостью. Оба они знали дочь губернатора с того памятного дня, когда отец взял её на званый обед по случаю дня рождения папаши Джо. Тогда виновник торжества, знакомясь с ней, сказал комплимент, который многим показался и умным, и уместным и только хозяйке дома не понравился: «Вы будете царицей нашего бала и главным его украшением». Впрочем, вскоре все признали, что дочка губернатора Уроша Станишича заметно выделялась своей красотой даже и среди того избранного общества, каковым несомненно было собрание гостей первого лица страны. И теперь папаша Джо сразу вспомнил Драгану, подошёл к ней, галантно поклонился. Что же до его помощника, известного любимца женщин и желанного жениха для самых блистательных невест, он уже считал, что Драгана, несмотря на своё замужество, по достоинству оценит его атлетический вид и особенно же блеск его служебной карьеры.

— Я не мастер говорить комплименты женщинам, но тут вынужден сказать: я и тогда на банкете был чрезвычайно рад встрече с вами, а тут ещё и узнал, что вы со своим супругом — авторы того самого чуда, которое возвращает людям бодрость духа, энергию жизни. Как раз именно теперь я нуждаюсь в лечении вашим Импульсатором. Но позвольте спросить: уж не явились ли вы к нам на своём личном и каком-то необыкновенном самолёте?

— Да, я только что приземлилась рядом с вашим президентским вертолётом.

Барри Кларк стоял тут же и всей своей фигурой, взглядом, жестами демонстрировал особое расположение к молодой женщине и как бы подчёркивал, что именно он первым познакомился с Драганой и рассказал о ней шефу, об открытых ею целебных лучах и о её необыкновенном летательном аппарате. Сказал он Папе Джо и о том, что аппарат использует какой-то новый вид энергии. Она открыта давно, но до сих пор держится в секрете русскими учёными, её открывшими.

Потом пили кофе с коньяком. Драгана заметила, что Папа Джо наливал себе большую дозу коньяка, — в два, три раза большую, чем все остальные. И не дожидался, пока коньяк нальёт ему официантка, а наливал сам, и при этом рука его заметно дрожала.

Как биолог, основательно вникавшая в природу организма, она чутко улавливала особенности психики, определяла степень изношенности нервной системы и просто обыкновенной усталости; и теперь, украдкой наблюдая за выражением лица Папы Джо, за его жестами и за блеском неспокойных, чем-то озабоченных глаз, она поняла, что Папа Джо сильно нуждается в лечении.

Прошла в кабинет отца, и он ей сказал:

— Папа Джо просил полечить его Импульсатором. У тебя в спальне в платяном шкафу горничная видела прибор, похожий на кинокамеру, — не он ли это?

— Да, папа, он и есть. Но ты мне скажи, какова причина его глубокой депрессии? По его глазам, по лицу я заметила обеспокоенность чем-то, и будто бы такую его тревогу, что он в чём-то запутался, наделал много ошибок и теперь боится расплаты.

— Да, дочка, ты права; я ценю твою проницательность и очень горжусь тем, что у меня такая умная, и, можно сказать, необычайно умная дочь. Вчера ему доложили результаты последних обследований общественного мнения, — и оказалось, что рейтинг его опустился до роковой цифры «четырнадцать». У нас давно замечено: за этой цифрой не только следует отторжение политика, но и возбуждение против него судебного процесса. А тут ещё недавно подоспела беда, которую пока удаётся скрыть, но если узнает пресса…

Отец с минуту помолчал, устремил на дочь проницательный, изучающий взгляд, а затем продолжал:

— Ты знаешь: мы ведь с ним давние приятели. Вместе учились в университете, играли в одной волейбольной команде. Он помог мне стать губернатором штата. А теперь вот говорит: «Боюсь я этих мерзавцев. Они все беды моего правления свалят на меня одного, хотя и бомбардировку Югославии, и войну в Ираке, и другие гнусные дела затевали они сами, а мне лишь оставалось подписывать директивы. А, попробуй, я не подпиши бумагу! Да они сожрали бы меня с потрохами. Ведь каждая гнусность у нас зарождается в головах тех, кто сидит в банках и мировых картелях. Денежные мешки оплачивают голоса сенаторов и министров. Всё от них, от тех, у кого деньги. Недаром же их финансовый бог барон Мантефиори говорил: дайте мне банки и газеты, а какое будет правительство, мне неважно».