Юлий Самойлов - Хадж во имя дьявола

Я взглянул на хозяина. Стоя на коленях, он молился, держа перед лицом ладони рук и шепча арабские словеса, а из склоненного на бок чайника лилась тонкая струйка чая.

— Оминь! — громко произнес старик, проводя руками по лицу. — Оминь, гость мой, садись… Садись, чай пить будем. Нет больше колодца, колодец обвалился.

На его месте была глубокая и широкая воронка, быстро засыпаемая песком. Когда, спустя год, я проезжал мимо, там почти не осталось следов, так, еле заметные углубления.

А если бы я все-таки спустился в колодец?.. Тогда бы был «оминь», как сказал старик, и на этом бы все кончилось: и моя история, и мои воспоминания. Все.

А может быть, обо всем этом, о чем я рассказываю, надо молчать? Мало ли что с кем было! Мало ли какими путями идет человеческая история!

Но ведь тот, кто не знает прошлого, не осознает настоящего и лишен предвидения будущего. Откуда они, пустоглазые молодчики, что в поисках мертвого золота раскапывают братские могилы погибших солдат, норовя найти что-нибудь на продажу? Не они ли расстреливают обелиски над могилами? Не они ли, по-крысиному, в погоне за удовольствиями, готовы продать в рабство свою мать и убить отца? А не они ли, расталкивая всех локтями, лезут поближе к сосцу со сладким молочком? А не они ли…

Поэтому я буду рассказывать. Мерзавцы во все времена одинаковы, они только сменили одежды, изменили прически. А я хочу чтоб вы их знали.

По-видимому, я так и остался максималистом. Любовь и ненависть — такие чувства, которые, на мой взгляд, не могут иметь полутонов. Если бы в океане не было берегов, он затопил бы все. Если человек не имеет рамок, если он равнодушен ко всему, кроме своих удовольствий, он вовсе не человек, а чума, и к нему нужны санитарные меры. Человеку нужно знать свои пределы.

У меня была знакомая женщина, а у нее сын… Не помню, что он там такое натворил, не то это была какая-то драка, не то превышение обороны, но мальчишку посадили и дали два года. Ну, а мать ходила к нему с передачами и на личные свидания.

И вот однажды она пришла с такого свидания сильно расстроенная, сама не своя.

— Что-нибудь с Сашкой стряслось? — встревожился я.

Она махнула рукой:

— С ним все нормально, но там такое произошло, что и рассказывать неудобно.

А произошло следующее. В очереди на свидание с сыном стояла еще одна мать. Сынок у нее имел пять лет за фарцовку…

— Когда через три дня пошла назад, снова вижу я ту женщину. Вся в слезах, почти обезумевшая. Спрашиваю: «Что случилось?» Она, конечно, сначала молчала, а потом все рассказала: «Пришла, — говорит — на свидание, а он на работе. Ну, я к его приходу стол накрыла, все приготовила домашнее, а о делах с ним ни слова, думаю, ему и так здесь невесело. А он ест и о девках своих расспрашивает. А потом, уже вечером, я постелила себе постель и легла, а он все ходит по комнате и ходит, и на меня поглядывает… А потом остановился около меня и говорит: «Ты что улеглась здесь? Раздевайся как положено и ложись со мной». Я сначала ничего не поняла, так он мне матом пояснил: «Я, мол, тоже живой, а с тебя кусок не отпадет». Так я в коридоре всю ночь и просидела, а утром — вон оттуда. Сейчас иду и не знаю, что делать, рассказать отцу, или нет.

Вот какую историю рассказала мне моя знакомая. Я и сам потом видел этого парня. Мне показал его вскоре освободившийся Сашка, сын моей знакомой.

Никаких признаков дегенерации или идиотизма на лице этого парня я не заметил. «Он — крутило», — резюмировал Сашка. — «Что значит крутило?» — переспросил я. — «Сильно деловой, — пояснил он, — сейчас вот в лагерной библиотеке работает».

Вот как… В библиотеке… Я подумал: а что бы было, если бы такой тип появился раньше в ГУЛАГе, в том самом страшном ГУЛАГе… Его бы просто разорвали на куски и выбросили в предзонник собакам.

Ну да, ну, конечно, и я видел осатанелых от вожделения взрослых людей и знаю этих «лысенковцев» от психологии, которые, изрядно поужинав и посетив спальню своей откормленной и готовой к услугам половины, изрекают научные сентенции об абсолютной безвредности и даже пользе воздержания. Но того все-таки разорвали бы и бросили собакам…

Ну, а что говорят по этому поводу либералы и снобы от юстиции? Может, в порождении таких типчиков тоже виноват Берия или секретные циркуляры? Но сноб начинает издалека: «Видите ли… человек — это очень сложно…»

Вот как? Значит, сложно? Ну, спасибо. А то я, бездипломный дурак, думал, что все это очень просто, вроде заводной игрушки. «Зло всегда порождает зло», — продолжает сноб. Ну что ж, тифозная вошь тоже жаждет крови, почему же ее убивать? Нет, человек без рамок опаснее любого чудовища, ибо он наделен большими возможностями. Остановить такого, с позволения сказать, человека, можно только устрашением, ибо он, как упрямая и зловредная скотина, понимает лишь палку. Он бесстыден и бессовестен, но чувствует боль и боится; ее. Вы говорите, что он исправится, прочувствует, поймет? Ничего подобного. Он жаждет удовольствия, ему нужен оргазм, ему наплевать на всех матерей на свете и на отцов тоже, как, впрочем, и на весь мир, лишь бы вкусить сладенького. Его нельзя уничтожить? Тогда его надо превратить в пожизненного раба. Он смертельно опасен.